Тем вечером, о котором мы рассказываем, доктор Торн благополучно вернулся домой из Силвербриджа и нашел Мэри в ожидании и готовности подать чай. Его вызвали для консилиума с доктором Сенчери, ибо этот благодушный пожилой джентльмен так далеко отошел от высоких догматов доктора Филгрейва, что согласился время от времени терпеть унижение в лице «аптекаря».
Следующим утром доктор позавтракал рано и, сев верхом на сильного серого жеребца, отправился в Боксал-Хилл, где предстояло не только договориться об очередной масштабной ссуде сквайру, но и исполнить медицинский долг. Получив грандиозный контракт на строительство Панамского канала, сэр Роджер по обычаю ушел в недельный запой, результатом которого стал настойчивый вызов доктора со стороны леди Скатчерд.
Вот почему доктор Торн направился в Боксал-Хилл на любимом сером жеребце. Среди других достоинств джентльмена следует упомянуть и то, что он был искусным наездником, а потому значительную часть пути преодолевал верхом. Тот факт, что время от времени доктор с удовольствием проводил целый день в Восточном Барсетшире, возможно, вносил новую краску в крепкую дружбу со сквайром.
– Итак, миледи, где пациент? Надеюсь, ничего особенно серьезного? – осведомился доктор, пожав руку титулованной хозяйке Боксал-Хилла, которая приняла его в дальней части дома, в малой столовой для завтрака.
Парадные комнаты были обставлены чрезвычайно роскошно, однако предназначались исключительно для гостей, которые никогда не появлялись, потому что их никогда не приглашали. В результате великолепные покои с драгоценной мебелью не приносили леди Скатчерд ни пользы, ни удовольствия.
– Напротив, доктор, ему очень плохо, – ответила ее светлость далеко не самым счастливым голосом. – Очень плохо. Постоянно стучит в затылке. Стучит, стучит и стучит. Если не поможете, боюсь, этот стук его прикончит.
– Лежит в постели?
– Да, в постели. Когда стук начался, не знал, куда деваться, так что мы его уложили. К тому же ноги совсем плохо слушаются: встать не может. Но с ним сидит Уинтербонс и что-то пишет. А когда здесь Уинтербонс, хозяин как будто на ногах, даже оставаясь в постели.
Мистер Уинтербонс служил у сэра Роджера доверенным секретарем. Точнее говоря, выступал в роли пишущего устройства, которое Скатчерд использовал для работ, требующих некоторой сноровки. Это был маленький, морщинистый, истощенный, сломленный жизнью человечек, которого джин и бедность спалили почти до угольков и высушили до состояния золы. Ума у него не осталось, равно как и заботы о земных благах, помимо крошечного количества пищи и как можно большего объема жидкой субстанции. Все, что когда-то знал, он забыл, кроме того, как складывать цифры и писать. При этом результаты подсчетов и письма никогда не задерживались в памяти, и больше того, даже не переходили с одной страницы бухгалтерской книги на другую. Однако, в достаточной степени накачанный джином и взбодренный присутствием хозяина, он мог считать и писать сколько угодно, без остановки. Таков был мистер Уинтербонс, доверенный секретарь великого и могучего сэра Роджера Скатчерда.
– Считаю необходимым немедленно отослать Уинтербонса прочь, – задумчиво произнес доктор Торн.
– Полностью с вами согласна. Может быть, отправите его в Бат или еще куда-нибудь, чтобы не крутился здесь? Скатчерд пьет бренди, а Уинтербонс поглощает джин. Трудно сказать, кто хуже: хозяин или слуга.
