– Ничуть, – миролюбиво ответил доктор. – Ничуть не обижаюсь. Филгрейв принесет не меньше пользы, чем я.
– То есть нисколько. Верно, Торн?
– Все зависит от вас. Филгрейв поможет, если скажете ему правду, а потом станете послушно выполнять рекомендации. Жена, слуга – кто угодно способен стать для вас таким же хорошим доктором, как он или я, хорошим в главном вопросе. Но сейчас вы вызвали Филгрейва и, разумеется, должны его принять. А мне предстоит начать и закончить много дел, так что позвольте откланяться.
Однако Скатчерд не разрешил доктору уйти, а, напротив, крепко схватив за руку, горячо заговорил:
– Торн, если хотите, как только Филгрейв приедет, сразу велю примерно его отхлестать. Честное слово. И сам оплачу причиненный ущерб.
С этим предложением доктор тоже не смог согласиться, но не удержался от смеха. Сейчас лицо пациента выражало не только самую искреннюю мольбу, но и забавное удовлетворение, доказывавшее, что при малейшем поощрении он действительно исполнил бы угрозу, но наш доктор вовсе не был склонен одобрить действие, направленное на унижение ученого коллеги, хотя в глубине души признавал достоинства идеи.
– Видит бог, велю! Только скажите! – не унимался сэр Роджер.
Но доктор промолчал, и предложение повисло в воздухе.
– Нельзя обижаться на больного человека, – снова заговорил Скатчерд, еще крепче сжимая руку доктора, – особенно на старого друга – даже тогда, когда тот бранится.
Доктор не счел нужным возразить, что обидчивость свойственна другой стороне, а сам он, напротив, никогда не терял добродушия, поэтому просто улыбнулся и спросил сэра Роджера, может ли что-нибудь для него сделать.
– Конечно, можете, поэтому я и послал за вами, еще вчера.
Повернувшись к Уинтербонсу, сэр Роджер ворчливо приказал таким тоном, как будто прогонял грязную собаку:
– Вон из комнаты!
Ничуть не оскорбленный, секретарь опять спрятал кружку под полу сюртука и исчез.
– Садитесь, Торн, садитесь, – пригласил подрядчик уже совсем другим тоном. – Знаю, что торопитесь, но все-таки уделите старику полчаса. Кто знает: может, умру прежде, чем приедете снова.
Разумеется, доктор заверил, что надеется на множество получасовых бесед на протяжении долгих лет.
– Ну, это уж как получится. В любом случае задержитесь ненадолго, а потом отыграетесь на жеребце.
Доктор придвинул стул и сел возле кровати. После столь убедительной просьбы не оставалось ничего другого.
– Послал за вами не потому, что болен. Точнее, позволил ее светлости вам написать. Да благословит вас Господь, Торн. Неужели сам не знаю, что довело меня до такого состояния? Когда смотрю, как бедняга Уинтербонс убивает себя джином, разве не понимаю, что ждет его в ближайшем будущем?
– Тогда зачем же пьете? Зачем? Ваша жизнь не похожа на его существование. Ах, Скатчерд, Скатчерд!
Доктор собрался обрушить поток красноречия, чтобы убедить необыкновенного человека воздержаться от злостного яда, но тот его прервал:
– Это все, что вы знаете о человеческой природе, доктор? Воздержаться? Можете ли вы воздержаться от дыхания и жить, как живет под водой рыба?
– Но природа не приказывала вам пить, Скатчерд.
– Привычка – вторая натура, да посильнее первой. А почему я не должен пить? Чем еще отплатил мир за все, что для него сделал? Какое еще вознаграждение я получил? Какую радость?
– О господи! Разве не вы обладаете несметными богатствами? Разве не можете делать все, что пожелаете, и быть кем захотите?
