Как и полагается в застолье, шутили и пели, танцевали под магнитофон.
– А знаете, – уединившись в танце, неожиданно призналась ему захмелевшая Марина, – вы мне давно нравитесь своей подтянутостью, интеллектом… Я очень хотела бы… как бы точнее сказать… хотела бы, чтобы немного смелее были. Не возражаете?
– Не разыгрываешь? – не поверил Виктор услышанному.
– Разве в таких вопросах шутят?
– Но… право, не верится. Ты же для меня святыня, далёкая и недоступная, о которой…
– Нет, нет! – не дала она договорить ему. – Не желаю быть святыней. Земная я. Как всякая нормальная женщина, внимания и ласки хочу. А вы… Вы мне очень нравитесь. Вот и объяснилась! Простите уж…
– За что? За то, что осчастливили…
Их уединение нарушил подошедший высокий светловолосый красавец:
– Именинница домой к себе приглашает. Вы с нами?
На секунду-другую она замялась:
– Да, да, конечно, иду. Собирайтесь.
Вместе с Виктором она прошла в свой кабинет, сказала, как бы оправдываясь:
– Обещала с её родителями познакомиться. Волнуются за неё. Девчушка совсем… Придётся идти. Без вас только. Не обижайтесь.
– И взяли бы, отказался. Сын дома ждёт. Так что до завтра. – Он привлёк её к себе, отыскал губы.
Марина ответно подалась к нему, обвила шею горячими руками, но тотчас убрала их, отстранилась:
– Отпусти… Могут войти.
– Не волнуйся, милая. На защёлку я дверь захлопнул, – зашептал Виктор, снова потянул её к себе.
Но Марина не ответила взаимностью, попросила строго:
– Открой.
Добавила, чуть смягчившись:
– Не здесь и не сегодня. Хорошо?
Виктору ничего не оставалось, как выполнить просьбу Марины. Только он успел открыть дверь, как явился светловолосый, спросил о чём-то Марину.
– Возьми в холодильнике, – ответила Марина.
Виктор не стал задерживаться, откланялся:
– Счастливо догулять. Завтра в семь?
– Как всегда…
Он зашёл к себе за дипломатом, заглянул к дежурному диспетчеру:
– Вопросы есть?
– Да нет… Всё в норме.
Вышло так, что через проходную Виктор вышел почти следом за поредевшей компанией, с которой только что гулял. Марина шла последней, цепко ухватившись за светловолосого, несмотря на мороз, без головного убора. Словно почувствовав на себе пристальный взгляд, Марина оглянулась, но в загустевшей темени не увидела его, нарочно отставшего.
Порядочно простоял Виктор в ожидании автобуса, долго трясся в нём, переполненном, еле успел перед самым закрытием в магазин забежать за обещанными имениннице конфетами к утреннему чаю.
В эту ночь он долго не мог уснуть. Потянуло на стихи, которые он когда-то пописывал довольно сносно:
Чему обязан: божьей воле
Или судьбою суждено —
В случайном для меня застолье
Губ сладких пригубить вино,
Что издавна в тебе бродило.
Представить только – сколько лет! —
Ты рядышком со мной ходила,
Надеясь, оглянусь вослед.
А я, признательно немея
От твоей дивной красоты,
Стоял, заговорить не смея
И поднести тебе цветы…
Теперь же с искренностью тайной,
Сладчайших губ испив вино,
Боюсь я, горечью случайной
Не отравило бы оно.
Он перечитал написанное несколько раз, зачеркнул последние две строчки, хмыкнул:
– Из-за светловолосого всё. Будь он неладен…
С удовольствием исправил:
Уверен: горечью случайной
Не разольётся в нас оно.
Переписал начисто, чтобы утром передать стихи Марине.
Но в обговорённое время Марина не появилась на остановке. Виктор пропустил три автобуса, так и не дождавшись её, еле протиснулся в четвёртый.
«Наверное, у именинницы заночевала, – предположил он, подленькую мысль о светловолосом отогнал. – Поди, на работе уже».
