Дарья Григорьевна замолчала, послушной левой рукой перекрестилась на икону:
– Прости, Боже праведный, что левой рукой крест кладу. Правой, как положено, не могу. Прости, если можешь. Дай мне на ноги встать, исцелиться помоги…
19
Проводив мужа в город, Валентина тоже стала готовиться к скорому отъезду. Перестирала всё и выгладила, посуду перемыла, до блеска начистила. Материнскую одежду пересмотрела, самое необходимое увязала в удобные для переноски узлы. Определилась и с продуктами, которые в город с собою возьмут. Осталось добро от врача получить да мужа телеграммой вызвать с машиной.
Но Анна Трофимовна не торопилась с разрешением.
– Ещё малость подождём, – осторожничала она. – Не будем рисковать ради нескольких дней.
Медленно тянулось время ожидания. Короткие зимние дни казались Валентине длинными-предлинными, а долгие бессонные ночи и вовсе бесконечными.
Реже стали заходить родственники и подруги матери. В охотку наговорившись с больной, своими делами занялись. Оттого ещё тоскливее Валентине стало.
Большую часть времени она уделяла матери. В нетерпеливом желании скорее поднять её на ноги значительно превышала предписания врача, себя и мать мучая массажами и физическими упражнениями.
– Сама пробуй шевелиться, – говорила она матери. – Через силу двигай пальцами и рукой, кровь разгоняй.
– Не получается, – отвечала Дарья Григорьевна, уже самостоятельно, без дочери, пробуя подняться с постели.
– Получится, – не отступалась Валентина. – Иначе до весны просидим здесь. Кому нужно такое?
– А ты без меня езжай, – говорила Дарья Григорьевна. – Не в глухой степи же я. Приходить будут, помогут при надобности по доброте. Могу и заплатить в крайнем случае.
– Если даже найдутся желающие присмотреть за тобой, не оставлю. Что подумают обо мне, единственной дочери?
– Плохого не скажут. Понятливые у нас бабы, не осудят.
– И не уговаривай! Вопрос решённый. Не оставлю я тебя.
– А вот возьму и не поеду! – заупрямилась вдруг Дарья Григорьевна. – Дом не хочу бросать.
– Поедешь как миленькая! – рассерчала Валентина, вскипятилась: – Ишь чего выдумала! Мало тебе, что ребёнка из-за тебя потеряла. Хочешь без мужа ещё оставить? Вцепится в него смазливая какая – потеряет голову, не устоит… В самом соку ведь мужик!
Дарья Григорьевна вздохнула только, ничего не сказала.
Замолчала и Валентина, разбередившая свою душу. Всяко ей думалось, как могла настраивала она себя на лучшее.
– Не таков мой Витюша! – шептала она ночами. – Не таков, чтобы изменить мне…
20
Утром третьего дня, как Виктор приехал из деревни, его на автобусной остановке окликнули:
– Сколько лет, сколько зим?
– Привет, Марина! Каким ветром занесло тебя спозаранку в наши края? – удивился он. – Помнится, у завода возле моста-эстакады твой дом.
– С полгода, как переехали сюда. А вы здесь живёте?
– Да. Вон в том девятиэтажном.
– Соседи, выходит. А я во дворе, в пятиэтажном кирпичном. Надо же, за такое время ни разу не встретиться.
– Ничего удивительного. Я по магазинам не ходок. К автобусу рано выхожу, возвращаюсь с работы поздно. Сейчас вот временно по делам семейным на часок задерживаюсь.
– Давненько и на заводе не виделись.
– Не перекрещивались пути, пожалуй, с тех пор, как в разных службах работать стали. Мелькнёшь иногда в отдалении, бывало, и всё.
– Это вы меня стороной обходите. Даже на другую должность сбежали, – пошутила Марина. – А я всё там же, на верхотуре своей. Расту, правда, помаленьку.
