Долгая зима - страница 48



Не склонился Золотов к подобному способу обогащения, не поддался воздействию набирающего силу, по его же меткому определению, цветного вируса. Напротив, самым серьезным образом противостоял его распространению. Буквально за руку хватал любителей легкой наживы, через общественно-административные органы на них воздействовал, приемо-сдаточные документы и акты на забракованную продукцию из цветного материала тщательно рассматривал…

– Не миллионер он, золотой-серебрянный, а полный бессеребренник! – возмущался молодой, но ушлый начальник литейного цеха, уличенный своим непосредственным производственным начальником Золотовым в махинациях при загрузке плавильных печей цветными смесями, что позволяло причастным к этому процессу наживаться за счет сэкономленных материалов. – Надо же, не поленился до грамма каждую составляющую шихты взвесить и с нормативными цифрами сравнить!

– Не от мира сего! – не понимали бескорыстность Золотова и в ближайшем его окружении. – Не перестроился!

– А зря?! Мог бы тоже воспользоваться своим положением, – при разговоре о цветном вирусе по-родственному прямо высказался плотник-стекольщик хозяйственной службы Викторов, заглянувший к шуряку в обеденный перерыв. – Твои однопогонники, гляжу, не брезгуют заводским добром поживиться. Моложе тебя они, а машинами обзавелись, на лучшие, импортные, то и дело меняют. Один ты – безлошадный.

– Накоплю вот кровные рублики к своему юбилею-полтиннику, тоже приобрету.

– Сомневаюсь. На трудовые шибко не разгуляешься. По себе знаю. Будь на твоем месте, не отказался бы от цветного навара.

– Можешь и на своем месте потихонечку таскать, – улыбнулся Золотов. – Ты же, как и я, со своим ящиком с инструментом во все цеха вхож.

– Нет, шуряк, цветное – не мое. Брусок там, досочку какую могу прихватизировать. Право имею, как плотник. Потому что сэкономленное беру. Стекло еще… Без боя работаю.

– Оправдываешь воровство, смотрю, – погасил улыбку Золотов. – Выходит, к примеру, токарю-сантехнику при бережливом использовании им медных и латунных прутков можно унос краников простить?

– Почему бы и нет! – стоял на своем Викторов. – Что лучше: в стружку загнать ценный материал или взамен для себя нужное выточить? Не на базар-толкучку же, не на пропой…

– Так и машины, что на цветмете, по-твоему, нажиты, тоже ведь для дома, для семьи. Значит, тоже простительно?

– Э, шуряк, не путай меня своими начальниками. Они ничего не производят, готовенькое берут. Воруют, считай.

– Тогда почему же мне предлагаешь к ворам причислиться?

– Жалеючи, Ваня. Справедливости ради. От низов ты оторвался, к верхам не прибился. Первые, в отличие от меня, в твою чистоплотность не верят – за начальство принимают. А к начальству у них, скажу тебе, отношение однозначно не восторженное. Среди начальников же ты белой вороной слывешь. Словно между двумя жерновами находишься. При случае разом смелют.

– Ну, ты и нафантазировал зятек, – рассмеялся Золотов, – аж мурашки от страха по спине забегали.

– Смейся, смейся. Только больше тебя пожил. Всякого повидал и начальников всяких. Попомни мое – не дадут тебе при твоей порядочности выше подняться. Вдруг ты их… того-с, сам понимаешь о чем я.

– Поживем – увидим. – Золотов остановил разговорившегося родственника, на часы глянул. – Ого! Заболтались, однако, с тобой! Не с чем к директору идти. Не любит Иноземцев не подготовленных. Кстати, как раз по цветным делам собирает.