Читать онлайн Владимир Майоров - Долгое полярное лето. Почти документальная повесть

За окошком открылась вода стального цвета, ребристая гладь, посеребрённая протиснувшимся сквозь тучи светилом. На другом краю залива беседовали, сдвинув опущенные клювы, портальные краны.

– Медвежьегорск. Стоянка 20 минут, – сообщил проводник, размахивая ключами от туалета.

Поёживаясь, ещё не вполне проснувшись, я слез с верхней полки и выполз из вагона. Тучи уже залатали прорехи в небе и жаловали меленьким противным дождичком.

В точности, как я и представлял…

«Мы на далёкий Север едем…» – крутилось в голове.

И мыслей про Север не было…

Я мечтал поехать в Красноярский стройотряд. Интересно же – Сибирь посмотреть, заодно и денег заработать. А что? Романтика – романтикой, а на стипендию сильно не развернёшься. Вот, знакомый вернулся из стройотряда и мотоцикл купил. Без мотоцикла обойдусь, а деньги найду, куда потратить.

– Чем можешь быть полезен отряду?.. – сурово спросили на отборочной комиссии «деды» в зелёной стройотрядовской форме.

Я был спокоен за свой профессиональный уровень: раствор замесить, кирпич класть, даже угол вывести, а это не каждому доверяют, мог без проблем, но, оказывается, для прописки в стройотряде этого было недостаточно.

– Кирпич класть… – вздохнул старшекурсник в очках, – это все могут.

А сидевший рядом спросил:

– Поёшь, пляшешь?.. Может быть, капустники или стихи пишешь?.. Чем можешь быть полезен отряду?

Я растерянно пробормотал: «Фотографировать могу…», но штатный фотограф в отряде уже был. Красноярские просторы удалялись со сверхсветовой скоростью, а контуры приближающегося лета размывались, превращаясь в тоскливое болото.

Тогда и зазвонил телефон. Он и в другие дни звонил, но этот звонок, как я сообразил много лет спустя, раздался оттуда. Кто-то, возможно Провидение, или заботливый ангел-хранитель, изящным пальчиком накрутил мой номер и голосом одноклассницы, студентки Биофака, поведал, что набирают стройотряд на Беломорскую Биологическую Станцию Московского Университета (потом аббревиатура ББС стала для нас знаковой), и если я немедля позвоню, возьмут обязательно. Правда, заработать денег не удастся…

Что значили для нас, студентов шестидесятых, строительные отряды? Возможность заработать? Несомненно. Стипендия в тридцать три рубля позволяла иногородним существовать в общежитии, не окочуриваясь с голода. Но, даже если ты москвич, и родители могут помочь, разве к лицу двадцатилетнему парню тянуть из них деньги? Вот и ехали вкалывать в стройотрядах.

Была и другая причина, быть может, самая важная, но открывалась она только тем, кто отмотал лето на возведении коровника или зернохранилища в какой-нибудь тьмутаракани. Да и то не всем. Наверное, надо было иметь особый настрой души. С чужими об этом не говорили. Да и как объяснишь человеку со стороны, что там рождается код: свой-чужой? «Свои» объединены, наверное, особым биополем. Счастлив, если просто находишься рядом. Радость множится на каждого, а несчастье делится между всеми. Эта аура сохраняется на многие годы. Не все могут её ощутить. Для большинства мы просто едем вкалывать. За деньги.

Быть может, именно поэтому меня спрашивали, чем я могу быть полезен отряду? Мне же не удалось убедить их, что я «свой»…

– Денег, правда, не платят, но там хорошо.

Я не понимал, как может быть хорошо на студёном Белом море, да если ещё там и денег не платят. Так и представлялось из московской дали: тяжелые маслянистые волны, неприветливое низкое небо, скребущее облаками поросшие лишайником скользкие скучные скалы, мерзкий непрекращающийся дождичек и мы, тянущие ЛЭП неизвестно откуда незнамо куда. Правда про ЛЭП, то есть линию электропередач, узнал позже, на собрании стройотряда.

Но не губить же лето на даче…

Ни единого облачка… Но тогда, в июле тысяча девятьсот шестьдесят девятого, дождь всё же случился. Он замазал линялой кистью заоконное пространство. На полустанках в открытую вагонную дверь вползал запах угольной гари, щедро припорошенный водяной пылью. Казалось, никогда не выбраться из этой беспросветности, из тумана и мороси, вмещающей «сейчас», и всё, что в «сейчас» превратится: через час, день, неделю…

Мерзкий противный дождичек, небо без просветов. Север. Как и представлял…

Стоял в тамбуре, рукой и ногой крепко упираясь в открытую дверь, чтобы не выпасть ненароком, и пытался кожей ощутить врывающуюся с ветром в вагон чужую жизнь.

Тогда проводники не запирали двери в общих вагонах…

Невыразительные станции со странными названиями: Суглица, Надвойцы, Кочкома. Долгие стоянки. Встречные товарняки. Тепловоз, трогающий состав. Плевок чёрного дыма, нехотя всплывающего над локомотивом. И никакого просвета в пасмурном настроении.

Друзья разъехались, каждый сам по себе. И меня куда-то везёт поезд, в необязательное место, с необязательными попутчиками…

Мне нравятся плацкартные вагоны. Купейный – это девять четырёхместных камер, в которых пассажиры мотают свой срок: двое, трое, четверо суток. Зависит от соседей, но даже хорошие в замкнутом пространстве утомляют.

Плацкартный – это жизнь в своём многообразии. И соседей больше – ещё двое на боковых полках, да и другие соты не изолированы. Надоест – к твоим услугам очередь в туалет. Обеспечено минут двадцать разговоров с незнакомыми попутчиками.

В плацкартном общаться с соседями проще. В купейном люди как-то зажаты, стесняются, наверное, а в плацкартном тебя всегда и накормят, и выпивкой угостят, и уму-разуму научат.

Если же едешь большой компанией – несколько плацкартных купешек твои: там едят, тут поют, а тут пулю расписывают. Выбирай, по душе. Так и до Читы доехать не скучно. Почему до Читы? Просто дальше на поезде я не забирался.

Люблю ездить в плацкартных вагонах…

– С физтеха? – переспросил командир стройотряда неожиданно бархатистым голосом. Казалось, он всё время улыбается. Но задержать, зафиксировать эту улыбку не получалось. Она порхала где-то между прищуром глаз и уголками губ.

– Может, ещё мужиков найдёшь? А то у нас на биофаке одни бабы. Работать кому?

Позже, на собрании, директор Биостанции рассказал, что работа в этом году будет нешуточная: проложить по тайге и болотам пятнадцать километров высоковольтной линии.

Навербовать ребят в стройотряд оказалось непросто. Повесил объявления в общежитии и на дверях столовой. Звонили, заходили, слушали, скучнели, неопределённо обещали позвонить через пару дней и исчезали навсегда. Конечно, условия не слишком привлекательные. Отряд безденежный. Оплачивалась лишь дорога в оба конца да питание. То есть, работать придётся «за так». Однако небольшая команда всё же набралась. Во-первых, одногрупник Миша. Потом, две пары: одна супружеская, а другая – почти. Ещё один парень, Лёша, невысокий, крестьянского вида, и некто Виталий – он сдал сессию досрочно и отправился на Биостанцию раньше нас.

Так и поехали.

После полудня жизнь незаметно стала меняться. Унялась морось, тучи постепенно поднялись, просветлели, разрыхлились, в прорехи блеснуло солнце. То справа, то слева за весёлыми сосёнками проглядывали ультрамариновые озёра, порой вырывались на свободу, окаймлённые невысокими аккуратными горками.

Да и спутники оказались весьма симпатичными. Очаровательная Лариса, общительный улыбчивый Сергей, спокойный, чуть суховатый Володя, незаметная Таня, серьёзный молчаливый Лёша, чуть суетливый, пытающийся отыскать невидимые нити сущего, Миша. Неплохая команда. Уже и маленьким общим хозяйством обзавелись. Обжили неполные два купе плацкартного вагона.

Проехали станцию Полярный Круг. Ещё двадцать минут – и вагон остановился напротив стоявшего на горке небольшого каменного одноэтажного здания с надписью «Пояконда». Выгрузились. Были злобно облаяны пугливыми собаками.

Вагон остановился напротив стоявшего на горке небольшого каменного одноэтажного вокзала с надписью «Пояконда». Окна и двери заколочены досками. Накинул рюкзак и по усеянной лужами, будто множеством глаз, дороге, облаянный трусливыми собаками, направился к пирсу. Катера не было. По четвергам с Биостанции отправляются продрейсы: катер до Пояконды, а потом машиной до Княжой или Кандалакши – там находятся ближайшие магазины. Но поезд опоздал на четыре часа, и катер ушёл. Денег нанять моторку у меня не было. Утром могли привезти отъезжающих студентов, а могли и не привезти. Впереди лежали пятнадцать километров по трассе – линии электропередач. Я поправил рюкзак и шагнул отматывать первый километр.

– Вы на Биостанцию?

Щуплый парнишка мог бы и не спрашивать, поскольку никого больше на платформе не было.

Шли, сопровождаемые стаей не унимавшихся собак по серым деревянным мосткам – мимо приземистых рубленых избушек с низкими окошками и крохотными огородиками, мимо штабелей нешкуреных брёвен, вдоль железнодорожной ветки, заканчивающейся у солидного пакгауза рядом с высоким крепким причалом.

Паренёк, оказавшийся капитаном, прыгнул на палубу катера.

– Рюкзаки в кубрик сложите.

Дизель нехотя чихнул, просыпаясь, и покорно затарахтел.

– Швартовы сымайте!

Оказывается, это относилось к нам. Гордый оказанным доверием, я выбрался на пирс, снял со сваи тяжёлую пеньковую петлю и ловко спрыгнул на плавно отваливавший борт. Катер развернулся, обогнул остров, загораживавший вход в небольшую бухту, и бодро вытарахтел в море.

Тут я и обалдел. «Серые скалы под низкими лохматыми тучами…» Забыв, что уже девять вечера, солнце и не думало заходить. Неправдоподобное грубовато-синее сонное море под неправдоподобным бесконечным мягко-синим сводом. И островки. Близкие и далёкие, похожие на золотистые шапки, высовывающиеся из воды. Это низкое северное солнце вечерними лучами освещало стволы высоких сосен.