Долгота дней - страница 9

– Обожди, кто кого порезал? – нахмурился Сократ, дунул в рюмки, разлил водку. – Кому питаться, какой картошкой? Ты о чем, милейший?

– На базаре! – твердо произнес Коля, взял рюмку, выплеснул ее содержимое себе в глотку и поставил ее снова у тарелки профессора. – Наливай!

– Э, нет, уважаемый! – покачал головой профессор. – Съешь яйцо, а затем расскажи, что случилось! – он наклонил голову и пристально вгляделся в глаза Коли. – Или вообще ничего не случилось, – Гредис проницательно сверкнул стеклами очков, – а все дело единственно в синдроме абстиненции – и только в нем одном?

Николай Николаевич сделал страшные глаза, необыкновенным усилием воли поднялся со стула, подошел к маленькому пузатому телевизору, стоящему у микроволновки, и включил его. В кадре замелькали части изуродованных человеческих тел. Диктор, между тем, говорил:

– …В момент, когда началась раздача гуманитарной помощи, прозвучали страшные взрывы, унесшие жизни ни в чем не повинных людей. Двадцать человек убито, двенадцать ранено. Таков общий итог минометного обстрела, произведенного войсками ВСУ…

В этот момент в кадр попали части туловища и голова лежащей на земле Каролины. Гредис больше ничего не слышал. Хотя камера считанные секунды скользила по мертвому лицу и разрозненным частям тела его жены, он преотличным образом успел разглядеть все самое существенное. Профессор имел фотографическую память. И знал, что до конца жизни не сможет забыть ни это лицо, ни эти глаза, ни человеческие внутренности на мокром от крови снегу.

– Что т-т-т-такое?! – Сократ моментально почернел, будто выцвел, устало опустился на стул. – Каролина! Я это п-п-п-предчувствовал! – Он вытер густую испарину, выступившую на лбу. – Не хотел ее отпускать… Говоришь, минометный обстрел? Очень странно! Почему же я ничего не слышал?! И, позволь, откуда же должны были бить минометы ВСУ, если мы в центре располагаемся? Это же тут рядом, в двух шагах! И я ничего-ничего не слышал! Ничегошеньки! Ну, конечно, – он удрученно покачал головой и тихо забормотал, снимая очки и протирая стекла, не замечая слез, покатившихся из его подслеповатых глаз, – Лиза еще спала. Я читал. Последнее время, видишь ли, так зачитываюсь, что совершенно ничего не слышу и не вижу. Наверно, старость…

– Никаких минометов! – крикнул Вересаев, рубанув ладонью по столу. – В других случаях – спорить не буду! Артиллерия наша, сука, беспощадна. Хоть бы одного боевика убили, кстати. Впрочем, одного случайно ранили, своими глазами видел месяц назад. Но сейчас, Сократ, никаких минометов, ничего подобного! – Он приподнялся на стуле, но тут же снова сел. – Все это ложь и провокация! Сплошной иштар, сука, тасс! Проститутки гребаные! Имело место нечто совершенно другое!

– И что же, по-твоему, Коля, имело место быть?! – удрученно наморщил лоб Гредис, и в уголках его глаз снова появились слезы. – Что ж там случилось?

– Жуки! – снова ударил кулаком по столу массажист. – Жуки, млять!

– К-к-какие жуки?! – профессор брезгливо нахмурился. – Коля, какие еще жуки?

– Колорадские! – Вересаев поднялся со стула, расставив в сторону руки, закружил по комнате на полусогнутых коленях. – Четыре охреневших твари! Они выбрались из белого «КамАЗа», как черно-желтая смерть. Крылья – во! Ноги – во! Сократ Иванович, прикинь, каждая тварь – размером с теленка, с одной только разницей, что телята не летают и людей на мелкие куски не рвут! Понимаешь, боковые ноги у них, что сабли – кривые и острые. Как ворвались на базарную площадь, как принялись кружиться и молотить! Боже ж мой, Сократ Иванович! Боже ж мой! – Коля схватился руками за голову. – Жуки, млять! Жуки! Только что живые люди стояли, и вот уже один только фарш. Я и так, ты знаешь, сплю плохо. В парке возле дома славянофилы, сволочи, по ночам стреляют! А теперь еще и это… Боже мой, Сократ Иванович, Боже мой!