Ну а наши смертники, оказавшись в предбаннике быстро проникли через люк в основное помещение, где как раз мылись казаки, кто там в пару да брызгах узреет, как два чумазых, голых мужика, хоть и побитых слегка, из люка незаметно вылезли для вида с шайками походили, ополоснулись, чтобы кровь да грязь с себя смыть и приметив, белогвардейцев, что только разделись и в парную ушли, быстренько одежду этих воинов одели, выйдя на улицу подошли к месту, где кони казачьи привязаны в ожидании своих хозяев, по указателям на пиках узрели лошадей тех, чью одежду они похитили. Быстренько вскочили и галопом в сторону бора. Всё это со стороны Лешка Коновалов пронаблюдал, перекрестился и уже спокойной поехал в магазин, чтобы купить водки и обмыть своё звание и благополучный побег родного брата. Да вот только через неделю сотня, где Лешка уже командовал отделением казачков, следуя маршем в один из поселков на окраине Бийска, столкнулся с отрядом красных. По количеству воинов они равны были, по тому никто не хотел уступать. К тому же на сторонах обеих были только русские мужики и парни без всяких пришлых интернационалистов.
Вот и схлестнулись две силы одинаково великие по духу, отношение к земле матушке, но разные по тому, как жить далее – вольно без царя иль под троном государственным. Самое страшное в такой войне, когда порушены заповеди Бога – от этого и страдает вся культура любого народа.
По тому жестко, без переживаний, сожаления рубились русские люди на совесть, без изъяна в душе. Так уж созданы и воспитаны нашими предками. Лешка еще из дали спасенного брательника узрел, зарубив пару красноармейцев, лицом к лицу с Васькой оказался. Тот с саблей в одной руке, в другой маузер, да вот патроны кончились. Отбросил старший оружие ненужное, замах сделал над плотью братской, тот первый удар отбил, так что сабля на половине треснула, пока старший задумывал, как снова поразить младшего, тот изловчился да сбоку по шее родной рубанул. Тот однако успел только жалом острым проткнуть грудь того, с кем одной грудью материнской вскормлен был. Повалились оба с ранениями смертельными на шеях коней, те мирные животные махнув гривами поплелись в одну сторону – на окраину поселка, как раз к кладбищенскому забору. Истекающие и умирающие браться, высвободив ноги из стремян, упали рядом, нашли силы последний раз взглянуть друг другу в глаза, откуда независимо от них текли слезы. Так обнявшись, братьев и нашли местные жители бездыханных и признаков жизни иных. Мужики, четверо их было, пришли на кладбище могилу выкопать для расстрелянных новой властью священника Никодима и его матушки. А тут два бойца мертвых. Один красный, другой белый. Решили по христиански мужички воинов земле предать. Только начали, ямку чуток выкопали, такая гроза с дождем, да градом, да громом приправленная началась, то гляди убегать надо. Так что, быстренько селяне скинув с мертвых форму, оружие и прочие, в одних портках нижних да рубахах, да с крестами на груди в ямке той чуток присыпав и захоронили. Лошадей с собой забрали, да и убежали с погоста.
Видно Богу было угодно иначе решить, что дел у припорошенных мертвецов влажной землей еще хватает. Так что, влага, что в земле была силы предала, оживила братьев, выкарабкались те из склепа своего. Луна фонарем ярким озаряет зрелище неприятное крестами заполненное. Дошло до бывших мертвецов вся катавасия боевая, мигом из голов выветрился угарный хмель ненависти к власти, которую защищали, а потому бегом кинулись по оврагу в сторону дома своего. Ночь брели. Но утром ранним у родных ворот оказались, перекрестились, поклонились родителям вышедшим. Прокляли все, что их связывало с войной, в тайгу ушли далеко к золотоискателям.
