– Простите милорд, простите…
Схватив брата за локоть, Анри потащил его к выходу, не обращая ни на кого внимания. Как только за ними захлопнулась дверь, к выходу потянулись и прочие клиенты.
Не дожидаясь, когда таверну покинет последний клиент, Аддерли и Блоссом воротились к столу. Джими, как и прежде, уселся за прилавок и вперил взгляд в спасителя.
– Помнится, – сказал Блоссом. – По молодости лет мы были такими же.
Улыбнувшись, он взял кружку и отпил большой глоток, вытерев
губы широкой ладонью. От волнения, что он пережил немногим ранее, его рябое лицо было красным-красным, точно переспелый помидор.
– Нет, мы были не такими, – возразил Аддерли. – Дерзкими, да, были, но, бешеными собаками – никогда! Им одна дорога – на виселицу, хотя, для них и веревки жалко. Отхожая яма – смерть, достойная этих ублюдков!
– Ты прав, как и всегда.
– Не всегда, мой друг…
Опустив голову, Аддерли призадумался. На своем пути он встречал многих негодяев, но вот таких, как братья Савьер, были единицы. Работая с грубым материалом, он требовал от своих наемников излишне не усердствовать, если на то не было особой надобности. «Люди делятся на тех, – любил он говорить. – Что достойны быстрой смерти, ибо в силу невежества не могут отличить порок от добродетели, и на тех, что достойны мук, ибо отринули божьи заветы и безрассудно бросились в объятия порока». Подобное он когда-то говорил и по молодости лет, когда имел круг друзей, от которых осталась одна лишь память. Одних унесли болезни, других – жажда к странствиям, в погоне за которой они сгинули в чужих краях. Душа искала разговора, но, не было человека, с кем можно было поговорить по душам. Навестив старого друга, он надеялся обрести в нем того самого человека, а вместе с ним вернуть и былое, по которому так сильно тосковал.
– Был бы не прав, не стал бы тем, кем стал, – заметил Блоссом,
прервав размышления друга.
– Я тебя удивлю, – проговорил Аддерли, подняв голову. – Я не безгрешен, и я тоже совершаю ошибки, от которых мне бывает стыдно.
– Поясни, будь так мил.
– Может, как нибудь потом, а сейчас вернемся к прежнему разговору.
Так что, ты согласен или нет?
– А как сам думаешь?
Обреченно мотнув головой, Блоссом обвел рукой пустую таверну, в которой помимо них и Джими никого не было.
– Другого я и не ожидал, – улыбнулся Аддерли и поднялся из-за стола.
– Уже уходишь?
– Да, мой друг. Нынче в полдень королева собирает совет.
– Тогда до встречи?
Поднявшись, Блоссом одарил друга грустной улыбкой и протянул руку.
– Блоссом, – сказал Аддерли, ответив рукопожатием. – А тот пес правду говорил?
– О чем ты?
– О твоем мальчишке.
– Да, сущая правда… мои дела плохи как никогда. Конкурентов, как грязи, и клиентов меньше с каждым днем.
Джими, заслышав, что говорят о нем, зарделся и скосил взгляд в сторону подсобки. Сын шлюхи и пьяницы, он по наущению хозяина занимался тем, что писал в бочки с элем. Как тот говорил – «для придачи элю особого вкуса» – уверяя мальчишку в том, что детская моча имеет целебные свойства. На деле Блоссом занимался ничем иным, как мошенничеством, стремясь хоть как-то поправить собственные дела, а мальчишке, прекрасно понимавшем, чем он занимается, за молчание полагались бесплатные стол и ночлег.
– А контрабандой, случаем, ты не занимаешься?
– Что ты, что ты! – возмутился Блоссом, замахав руками. – Я что, похож на сумасшедшего, чтоб под старость лет ходить под виселицей?
