Долина скорби - страница 34



то улавливались очертания человеческих фигур, а при ближайшем рассмотрении взору представал король Аргус, сходящий с галеры на берег в сопровождении дюжины воинов. То была картина, посвященная высадке короля Аргуса у Драконьего мыса, положившей начало Срединному королевству.

– Негодная девчонка! – крикнула с кровати королева Ада, завидев Клодию на пороге. – Опять спишь? Вот возьму и отдам тебя псарям, глядишь, может, и поймешь, почем фунт масла!

Королева Ада имела такую привычку, как пребывать в дурном расположении духа, ибо по любому поводу выказывала недовольство. То погода плакучая, от которой впадала в смертную тоску и металась по опочивальне, точно косуля, загнанная охотниками в западню. То взгляд, в котором не видела восхищения, ибо считала себя красавицей и утонченной леди, как и подобает королеве из дома Бланчестеров. То сущая безделица, как-то сломанный зубец у Ее Величества гребешка, как называли золотой гребешок – подарок ее супруга, и ныне покойного короля Вилфрида. Были и другие, куда более важные причины, по которым королева впадала в дурное расположение духа. И, первым в их ряду стояло пророчество о Западной звезде, вторая часть которого гласила, что со смертью королевы, убиенной рукой сына своего, падет и дом Бланчестеров. И хоть в пророчестве имя королевы Ады не упоминалось, она в него

верила всей душой.

– На то ваша воля, Ваше Величество, – сказала Клодия отстраненным голосом, присев в реверансе.

За год работы в служанках королевы, она прекрасно усвоила, как надо себя вести, когда королева исходит гневом: не перечить, соглашаться со всем и выказывать всем видом, что ты дура дурой и кругом виноватая, если даже и не так.

– Дура, думай, что говоришь! Я хоть и королева, но, не настолько дурна, как Мантойя, запомни это.

– Простите, Ваше Величество, я ответила, не подумав… и в королевстве, и за морями все знают о вашем безграничном милосердии.

– Красиво поешь, – ухмыльнулась королева. – Но, что, правда, то, правда, к тебе я милосердна, как, ни к кому другому, помни и цени это.

– Ваше Величество, я никогда не забуду того, что вы сделали для меня и моего брата, а если забуду, то пусть меня Боги покарают!

Все, что сказала королева, было сущей правдой. Потеряв отца, Клодия с братом попала в дом дяди Арлена, чье семейство обладало дурной репутацией. Возложив на племянницу всю тяжесть работы по дому – и стирку, и мытье полов и колку дров – тетка носилась вокруг нее, словно наседка, тыкая носом то в одно, то в другое. Ворча по поводу и без повода, она подначивала и своих сыновей, сущих выродков, каких в роду Клодии никогда не водилось. Плевки, пинки и подножки были обычным явлением, и, столь же безобидным, если сравнивать с ушатом помоев и дерьмом в обуви. Что до дяди Арлена, промышлявшего охотой, то и он со временем стал выказывать недовольство в духе, что «они с братом – дармоеды, коих только свет видел, и не далек тот день, когда их семья по их вине пойдет по миру». В конце концов, их переселили на задворки дома, в старый, продуваемый всеми ветрами, сарай.

Но, как говорится, всему есть начало, и всему есть конец. Вот и в жизни Клодии и ее брата произошли изменения, когда спустя год в дом дяди явилась нежданная гостья. Совершая объезд южных окраин Миддланда, королева Ада попала под ливень. Дом дяди Арлена, находившийся в поле, оказался кстати. Получив еду и кров, королева поблагодарила хозяина по-королевски, вручив тому десять фунтов золотом и пообещав протекцию его сыновьям, если те надумают перебраться в столицу. Не обошла она вниманием и Клодию, похвалив ее за услужливость и хозяйственность. Но, не тем она приглянулась королеве, смотревшей на нее, будто в собственное отражение.