Стройная рыжеволосая крестьянка с длинной косой, доходившей до ягодиц, имела высокий лоб, миндалевидные серо-зеленые глаза, прямой, тонкий нос, вздернутый к верху, чувствительный рот и маленький подбородок с ямочкой. На ее губах играла улыбка, такая чистая и искренняя, как чисты и искренни помыслы у матери, опекающей собственное дитя. Когда-то и королева была такой, отличаясь разве что большими глазами цвета неба, выдающимися скулами и косой до пят, от которой давно и след простыл.
На вопрос – «Почему дядя держит племянников в сарае, имея
много места в доме?» – королева вразумительный ответ не получила. Решив, что рыжеволосая красавица не заслуживает такой участи, она заявила: «Отныне Клодия ее служанка, а ее братцу быть пажом при маршале».
– Дура! Оставь Богов в покое, им ни до тебя, ни до меня нет дела. Скажи-ка лучше, почему Калум и Гэвин еще не воротились?
– С тех самых пор, Ваше Величество, как я отдала им вашего…
Не договорив, Клодия запнулась и покраснела, точно рак, пребывающий в горящем котле.
– Ну-ну, договаривай, здесь все свои.
– Я хотела сказать, Ваше Величество, как отдала вашего ребенка, так более их и не видела! – выдохнула Клодия.
– Странно, они должны были уже воротиться.
– Смею предположить, Ваше Величество, что они явятся к полудню.
– Да нет, Клодия… здесь что-то неладное. Если не явятся с третьими петухами, пошли в Храм братьев Савьер, пускай проверят, что к чему. Если они и туда не заявлялись, то передай всем – плачу за каждого из них по десять фунтов, все поняла?
– Да, Ваше Величество, – ответила Клодия, опустившись в реверансе, после чего бросилась выполнять приказ.
«О, Боги, как же она похожа на меня», – подумала королева, проводив служанку взглядом.
Три месяца тому назад, когда Калум Круил отправил в мир Богов одного бродячего актера, он и в мыслях не помышлял, что может оказаться на его месте. Весьма способный малый, актер долгое время был неуловим, пока на его след не напал Калум. Перед смертью актер возмутился, услышав равнодушие в его словах: «Привет от королевы». Остановив руку убийцы, он сказал: «Равнодушие – худший враг актера!» Отставив кинжал, Калум спросил: «За что тот не угодил Ее Величеству?» Актер отвечал: «За что не угодил, он про то не ведает, знает только, что его судьба – бичевать лицемерие». Не ответив ничего, Калум пожал плечами и вонзил кинжал в сердце актера. И вот, спустя три месяца, получив приказ отнести сына королевы в Храм Хептосида, в его душе взошли семена сомнений – а правильным ли он идет путем? Разделавшись с Гэвином, Калум поспешил с младенцем на юг, намереваясь как можно быстрее покинуть пределы Миддланда. Он знал, что его ожидает, останься он в столице хоть на день – не сегодня, так завтра его нашли бы, а перед смертью он услышал бы то, что сам не раз говорил своим жертвам. Был только один выход – бежать, и бежать как можно дальше.
– Ну, и чего молчим? – спросил Калум, посмотрев на младенца, всю дорогу не издавшего ни звука, будто выказывая характер Бланчестеров. Взирая на спасителя черными глазками, младенец
улыбался, нет-нет, да и протягивая к нему бледные ручонки.
Ухмыльнувшись, Калум огляделся, а заприметив в конце улицы бордель «Две стрелы», нахлобучил капюшон на голову и уверенным шагом направился в его сторону.
– Еще одного нелегкая принесла, – проворчала госпожа Делиз, завидев на пороге раннего посетителя.
