Родители нашли возможность увезти Изу в другой город – подальше от столь разрушительной «первой любви».
…История имела неожиданное продолжение. В городке, и без того бурно переживавшем весну, случился взрыв романтических переживаний: вдохновленные примером несчастной Изы, девчонки писали письма и дневники, вырезали сердца из золотой бумаги, и на розовом фоне всеобщего психоза случилось несколько настоящих скандалов – с истериками и абортарием. Из других школ в сто тридцать третью являлись массовые делегации девчонок – поглазеть на сердцееда Влада; часть из них тут же разочаровывалась, увидев, какой он небольшой и неказистый, но кое-кто влюблялся, писал Владу письма, и он вслух зачитывал их в раздевалке перед физкультурой, и дружное ржание пацанов помогало ему справиться со страхом.
Потому что во сне ему иногда являлась Иза, растрепанная, ревущая, с бесформенным ртом: «Открой! Ну открой! Пожа-алуйста! А-а-а!»
Близилось лето; Влад надеялся, что перед лицом экзаменов история с Изой потускнеет. А там подойдет время летнего лагеря, время новых романтических драм, и пусть эти сумасшедшие девчонки ищут первую любовь где угодно, только не рядом с Владом, с него хватит…
Однажды, оформляя после уроков кабинет математики, он разоткровенничался с учителем:
– Ну дуры! Дуры же! До сих пор табунами за мной таскаются… Что я им сделал?! Из-за одной полоумной…
– Дуры, – печально подтвердил математик, думая о чем-то своем.
– Почему именно я?! Вон Глеб красивее… Казалось бы, идите, жрите Глеба! Так нет…
– Есть в тебе что-то, – задумчиво сказал математик. – Харизма какая-то. Знаешь, что такое харизма?
Влад кивнул.
– Вот, например, если кто-то заболеет надолго… Кому он первому из ребят звонит?
– Мне, – с неохотой признался Влад. – Знаем мы эти штучки. Принеси аспиринчика, да помоги с уроками, да всякое такое…
– Ты что будешь делать после школы? – после паузы спросил математик. – В смысле кем быть?
– Да вот, выбираю, – пробормотал Влад, глядя в окно. – Мама хочет, чтобы врачом…
– А ты?
Влад пожал плечами:
– Ну и я, наверное, врачом хочу…
– Может, тебе психологом надо быть? Или политиком?
Влад скорчил рожу. Математик принужденно рассмеялся.
* * *
После последнего экзамена они в складчину купили пять бутылок сухого вина и отыскали беседку в самой заброшенной части парка.
– Выпьем за девчонок из нашего класса – самых нормальных девчонок в мире! – провозгласил Влад, поднимая бумажный стаканчик.
И все одобрительно загалдели. Милостиво улыбнулась Марфа Чисторой – у нее уже полгода был роман с десятиклассником.
Димка Шило сидел рядом. Потягивал вино из бумажного стаканчика. Молчал.
– Они самые нормальные, потому что ни одна не влюбилась во Влада, – сказал Ждан. Он уже два года пользовался хорошим дезодорантом, сам стирал себе рубашки и занимался боксом, а потому и жвачку ему на портфель никто не пытался лепить.
– Говорят, Клоуна посадят, – сказал после паузы Глеб Погасий.
Клоун побил по наущению Кукушки какого-то парня из другой школы, а родители того парня оказались людьми упрямыми. Теперь все шло к отправке Клоуна в колонию, хотя по справедливости сажать следовало Кукушку…
– А кто в лагерь поедет? – спросил Антон, раньше прозывавшийся Супчиком. Теперь бывший Кукушкин прихвостень остепенился – может быть, потому, что прочие одноклассники быстро подросли и сравнялись с ним в габаритах?
