В лицо брызнула вода. Девушка вздрогнула. Холодная и должна быть живительная влага сейчас просто не дала ей быть в забытьи. Ах, лучше это всего не видеть и умереть сразу.
– Убей меня лучше сразу! Чего тянешь? – прокричала пленница. В свой крик она вложила все то, что пережила за каких-то 20 минут.
Реакции ноль – не дрогнул ни один мускул, увидев, что она пришла в себя и не немая, схватил ее и кинул на плечо, как дощечку. Она ощутила его силу, чужеродное могущество жгло мысли, ведь она мало, что может сделать, она беззащитна перед ним, такая маленькая по сравнению с этим мужланом.
Пошли вперед. Чтобы не думать ни о чем, шаги стала считать. «105, 106, 107, 108…». Остановились. Открылась дверь и ее посадили в машину. Запах был тошнотворным: пьяного угара, сигарет, мочи, пота и не мытого мужского тела. Сзади сидеть было не удобно, пружины кололи и впивались в ягодицы.
На водительском сиденье сидел мужчина средних лет, щуплый и высокий. Руки были все испещрены венами, они вылазили из кожи, как будто синие змеи. Мозоли были видны на ладонях, когда он повернулся, а улыбка с не голливудскими зубами не сулила ничего хорошего. Мороз прошел по коже.
– Привет, кгасавица! – он картавил, это придало пикантности ее положению. Он протянул руку и хотел коснуться ее подбородка.
– Она – моя! Тронешь – убью! – в машину сел на переднее сиденье тот, кто принес ее сюда.
Она еле заметно вздохнула с облегчением. «По крайней мере, только один…» – с горечью она улыбнулась, но в темноте этого никто не заметил. Она уже была рада тому, что первой ее увидел именно этот человек, а не Картавый. Что ж, плюсы и в этом можно найти.
Машина завелась и загудела так, как будто ее давно не ремонтировали. Может они не доедут туда, куда направлялись? А вдруг поломаются, тогда в любом случае прийдётся остаться наедине с этим водителем, когда нужно будет толкать или еще что.
Теперь она сидела тише, чем за все всю жизнь в целом и впитывала то, о чем говорят впереди сидящие. Зачастую не понимала речь, они говорили по-украински, но отдельные слова все же бросались и накладывались на русскую речь.
Из этой беседы она поняла сравнительно не много, только то, что они едут на что-то вроде базы, там их много и остальных с поезда повели туда пешком, что кто-то будет против чего-то, что она будет где-то – не там, где все.
В какой-то момент ей показалось, что она так устала, что если не закроет глаза – умрет. Тяжесть сковала все ее тело, веки под общей тяжестью закрылись. Ничего не снилось, только ныли виски, голова не перестала болеть.
– Шо ты робышь, Саня! (укр. «Что ты делаешь, Саня!») – крикнул Картавый. От этого крика Ия проснулась и вздрогнула.
– Треба еи отвызты, шоб не бачилы остальни! (укр. «Нужно ее отвезти, чтоб не видели остальные!») – парень вышел из машины и открыл дверь, ловко закинул ее снова на плечо и понес.
Было также темно, только кое-где виднелись огоньки в палатках. Ага, палатки. «Палаточный городок, значит!» – она стала жадно рассматривать все вокруг: тропинка вытоптана и больше ничего верх ногами ничего не видно. Опять эта тишина.
Она ощутила на своей пятой точке тепло, это рука. Но он только бережно придержал ее, когда входил в палатку. Темно. Привычным шагом направился в середину и положил ее на что-то мягкое.
– Если выйдешь, считай, что ты умерла. – его голос был мягок и совсем не похож на тот, каким она себе его представляла. Он предупредил ее о том, что только эта палатка и его присутствие рядом смогут оставить ее в относительной безопасности.
