– Залезай! – вынырнув, зовет она. – Это так освежает!
– Это рыбья моча, – дразню я.
– Хорошо, Моана, – смиренно произносит она, намекая на хорошо знакомый нам обеим фильм.
За годы дружбы мы раз сорок усаживали наших детей перед диснеевской «Моаной», чтобы выкроить время для себя и поговорить.
– Ты беспокоишься о детях? – спрашиваю я.
Я оставляю своих мальчиков, уходя каждый день на работу, а еще они проводят без меня один уик-энд в месяц. Мне не настолько нужен отдых от детей, как Эйми, но ее стремление снять с себя обязанности матери на этот уик-энд воодушевило и меня. Теперь, глядя на воду, в которой мальчики с удовольствием бы поплескались, я начинаю сомневаться. Я и так провожу вдали от них слишком много времени.
Эйми делает несколько гребков брассом и переворачивается на спину, размахивая руками, как ветряная мельница:
– Я буквально парю. Похоже, что я беспокоюсь о детях?
Я со смешком качаю головой:
– Конечно нет.
– Ты, безусловно, не понимаешь. – Эйми улыбается из воды, сияние золотого часа озаряет ее кожу.
Она покачивается вверх-вниз на нежных волнах. Откашливаясь, я оглядываюсь на дом.
Фасад и задняя его часть выполнены в совершенно разных стилях. Фасад обшит белой фактурной вагонкой с маленькими одинаковыми окнами, тогда как задняя часть дома отделана деревянными досками, окрашенными в голубовато-серый цвет. Вся центральная часть застеклена. От центра отходят два крыла с французскими балконами, как в бутик-отеле. Это придает дому неожиданную выразительность. Оригинальный, а не построенный по шаблону. Я впечатлена выбором Марго.
Тишину нарушает вскрик Эйми:
– Что-то обвилось вокруг моей ноги! А-а-а!
Я шагаю с лужайки на причал, и мое сердце бешено колотится.
– Оно все еще там?
Возможно, это водоросли. Эйми склонна слишком остро реагировать.
– Да, там. Я чувствую его.
Она подплывает и хватается за плавучий причал, чтобы удержать равновесие и осмотреть ногу. С того места, где я стою, мне ничего не видно.
– Боже мой, это угорь! – вскрикивает она.
Эйми пытается забраться на плавучий причал, но безуспешно. Ей никак не удается как следует уцепиться за него. Она отталкивается изо всех сил, но ее ладони соскальзывают, и она плюхается обратно в воду.
– Ты должна доплыть до берега! – в ужасе кричу я; макушка Эйми под водой, мне ее больше не видно; я прикрываю рот ладонью. – Эйми, ты меня слышишь? Здесь нет лестницы, тебе сюда не забраться.
Я жду, но ничего не вижу. Вода слишком зеленая и мутная. Видимость пропадает в нескольких дюймах от поверхности. С каждой секундой моя тревога растет. Жизненно важно немедленно вытащить тонущего из воды. Я сбрасываю обувь и уже собираюсь нырнуть, когда Эйми, задыхаясь, показывается на поверхности.
– Помоги мне! – Эйми тянется ко мне, и я обхватываю обеими руками ее тонкое запястье.
– Упирайся ногами в борт причала, – советую я.
– Фарах, скорее! Они окружили меня! – В голосе Эйми слышны панические нотки.
На меня нисходит спокойствие, как это бывает всякий раз, когда я принимаю роды.
– Послушай меня. – Мой голос врача эхом отражается от воды. – Напрягись и используй ноги, помоги мне вытянуть тебя.
Эйми откидывается назад и просовывает пальцы ног между досками борта плавучего причала. Я приседаю и хватаю ее за вторую руку. Вместе мы напрягаем мышцы ног, и наконец Эйми в безопасном месте. Она прижимается щекой к теплому дереву, ее дыхание прерывистое. Я сажусь рядом:
