– Как ты? В порядке?
Эйми кивает и встает, осматривая свое бедро. Зеленые скользкие водоросли прилипли к ее стройным ногам.
– Похоже, ты запуталась в какой-то растительности, – говорю я.
По воде рядом с причалом пробегает рябь от всплеска.
– Ты это видишь? – Эйми указывает на воду.
И действительно, под поверхностью извивается черный угорь.
– Отвратительно! – восклицаю я.
– Это не тот тип змеи в штанах, на которого я рассчитывала в этой поездке, если ты понимаешь, о чем я! – Она смеется.
Я качаю головой. Эйми обожает грубые шутки. После появления на свет двух девочек она настойчиво, горячо просила меня подтвердить, что ей действительно нужно подождать шесть недель, как рекомендовал врач, чтобы снова заняться сексом. Но после рождения третьей она вообще не спрашивала. Все, о чем она говорила, – это о том, что ребенку трудно сосать, а с двумя другими у нее никогда не было проблем с кормлением.
Несколько недель спустя за второй бутылкой вина, когда Эйми расстегнула рубашку и прикрепила к обеим грудям механический насос, чтобы сцеживаться, я узнала, что у них с Адамом не было секса с момента рождения ребенка. Но это было шесть или семь месяцев назад, теперь девочку нет нужды кормить по ночам, и я думала, что Эйми исправила ситуацию.
– Все еще?..
– Ага, – отвечает она.
Обычно я задаю вопросы. Вопросы врача. У тебя что-нибудь болит? Ты борешься с желанием? Или вопросы друга, например: это его выбор или твой? Но мне приходят на ум неуместные вопросы. Что изменилось, Эйми? Я чувствую то же самое?
Эйми откидывается назад, чтобы стряхнуть воду с волос, и я теряю дар речи и самообладание. Я не могу отвести от нее глаз. Ее раскрасневшиеся щеки. Ее длинная шея. Ее рубашка промокла и прилипла к телу. Ее соски встают торчком, и вместо того, чтобы игнорировать эту нормальную женскую реакцию на холод, я представляю, как наклоняюсь, прижимаюсь ртом к одному из них и нежно кусаю его, ощущая его вкус.
Видение возникает в мгновение ока и кажется реальным, но совсем не таким, каким, скажем, представляется прыжок с балкона, когда смотришь вниз с большой высоты. Я понимаю, что это подходящая визуальная метафора для соблазнения моей замужней лучшей подруги, в то время как я сама состою в браке с высокопоставленным чиновником. Наверное, я была бы в лучшей форме, если бы прыгнула с балкона.
– Ну, на этом поездка заканчивается, – говорит Эйми, поднимает свои брюки и встряхивает их на ветру.
– Я предупрежу прессу.
– О, не волнуйся, я справлюсь сама, – произносит она с улыбкой.
Я напрягаюсь и отвечаю на ее улыбку, проглатывая комок ревности, поднявшийся из желудка к горлу. Мы идем по лужайке к дому.
Впервые мысль, подобная той, что пришла мне в голову на причале, появилась три месяца назад. Я представила, что мы с Эйми прикоснулись друг к другу. И это был не привычный дружеский интимный жест, вроде одобрительного похлопывания по ноге или касания плечом, когда оказываешься слишком близко. Я представила, как она сосет мои пальцы, пока мы делаем «Маргариту». Это видение то появлялось, то исчезало, пока я выжимала лайм в наши бокалы, обрамленные по краю солью. Я была удивлена, приятно удивлена. Кто не хочет, чтобы к нему так прикасались? Правда, в последнее время Джо делал это гораздо реже. Секундное размышление вряд ли можно счесть изменой. И у меня никогда не было осознанного интереса к женщинам, я никогда не чувствовала себя обязанной что-то предпринимать на этот счет, а потому не восприняла эту игру воображения как нечто, грозящее перевернуть всю мою жизнь. Но с той поры подобные мысли посещали меня регулярно.
