Но еще чуть раньше, в процессе переноса мяса, овощей и выпечки с подносов и блюд на тарелки, далее в рот и наконец в желудок, Хейзел замерла с нагруженной вилкой и заявила, громко и отчетливо:
– Дедушка, будь так добр, расскажи нам какую-нибудь историю из былых времен! – тон и слова вполне соответствовали бы любой знакомой мне взрослой женщине, никак не десятилетней девочке. – Только пожалуйста, правдивую историю.
– Да, – подключился Уэсли. – Расскажи нам о мертвом поросенке в ванне.
Я усмехнулся с полным ртом, догадываясь, что имел в виду сын. Все не настолько жутко, как звучит.
– Ты о барбекю? – спросил папа. Он всегда готов плести всякие небылицы для внуков. Вот и сейчас положил вилку и откинулся на спинку стула, метнув задумчивый взгляд из-под нахмуренных бровей. Прежнее уныние разом испарилось. – Славные были времена. В этот дом и в этот двор набивалось больше людей, чем муравьев в муравейник. И вот мы пошли в свинарник, выбрали самого жирного борова, подвесили его на ремнях, достали большой зазубренный нож…
Мама перегнулась через стол и похлопала отца по плечу:
– Дорогой, может, опустим наиболее ужасные подробности?
– НЕТ!
Никогда до сих пор не слышал, чтобы мои дети выражались настолько однозначно, да еще и в унисон!
– Непременно расскажи нам ужасные подробности. – Уэсли бросил на бабушку виноватый взгляд, словно говоря «уж прости меня». – Кровь, кишки, внутренности и все прочее.
– Да! – повторил Мейсон.
– Кровавые кишки! – завопил Логан.
Папа расплылся в улыбке, «довольный, как Панч[3]», как он любил выражаться.
– Что ж, только позвольте сказать, что мы подошли к делу серьезно, а лично я предпочитал все делать быстро. Я любил своих свиней и никогда не причинил бы им вреда, но чем тогда прикажете кормить детей? А в тот день нам пришлось угощать прокля… э-э… прорву родни. И да, от крови и кишок никуда не денешься. К тому времени, когда несчастного борова отправили в печь, на мне не осталось ни дюйма, который не был бы загваздан.
– А какое отношение ко всему этому имеет ванна? – спросила Хейзел. С таким же невинным лицом, как в тот день, когда мы ее удочерили.
– Старая чугунная ванна, в которой мылся еще отец вашей бабушки? – Папа имел в виду деда Финчера, чей призрак обитал на чердаке; факт, который никто всерьез не оспаривал. – Ее хранили в сарае, на всякий случай. Идеальная вещь для разделки свиньи, даже сток имеется. Обратите внимание, все происходило на крыльце. – Папа развернулся на стуле и махнул рукой в сторону задней двери, ведущей к месту умерщвления борова. – Да. Прямо там. Дети мои, я надеюсь, вам никогда не придется услышать визг забиваемой свиньи.
– Ну ладно, хватит, – заявила мама. – Покончим с историей про ванну. Кому еще свиной запеканки?
Все в унисон затрясли головами, кое-кто беззвучно промямлил «нет, спасибо». Я пожал плечами и вежливо смирился с очередной добавкой. В конце концов все сдались и позволили наполнить тарелки; скоро наступил вышеупомянутый момент – мы сидели, откинувшись на спинки стульев и поглаживая животы, твердо уверенные, что больше никогда, никогда в жизни не ощутим голода.
– Бабушка, – предложил Уэсли, – тебе нужно вести кулинарное шоу на телевидении. Так вкусно готовишь, просто ж… а слипается.
Слово сорвалось с языка сына прежде, чем он понял, что сказал. Уэсли посмотрел на меня, и я в ответ посмотрел на него. Затем он перевел взгляд на бабушку, на дедушку, и они тоже посмотрели на него. Хейзел разинула рот, так что он напоминал пещеру. Мейсон не донес до рта картофельное пюре с подливой, и оно шлепнулось обратно на тарелку. Логан рассеянно выковыривал что-то из носа – или, наоборот, что-то туда запихивал.
