— Я привезу свечи, — сказала Дарина. — Зайду к деду Савве, куплю и вам, и «Сидящим». Если не даст заговоренных, возьму простые. Не хочу жечь лисьи или волчьи скрутки. Подождете?
Раздался нарастающий грохот — к платформе подходил поезд. По витражам, выходящим в сторону путей, продернулась нитка светящихся окон, замедлилась, поплыла, смешивая разноцветные пятна. Хлебодарная благосклонно улыбнулась. Камул подмигнул и покатал на ладони елочную игрушку.
— Я вернусь, — подхватывая сумку, пообещала Дарина, и вышла на перрон.
Она отлично выспалась под стук колес. Лисогорск встретил ее ранним утром, морозной дымкой, окутывающей горы, отступающей перед лучами крепнущего солнца. Дарина пожалела, что не уговорила Негоша отпустить ее в отпуск с сегодняшнего дня — допросила бы эту Владу, и свободна. Чувство долга напомнило, что нельзя бросать товарищей в трудную минуту. Она-то на праздники в отпуск уйдет. А все остальные — нет.
Вдова жила на окраине, в частном доме с крохотным двором, навесом-верандой рядом с входной дверью, кустом сирени и яблоней на свободном клочке земли. Следов Гвидона не чувствовалось, но Дарина для уверенности испросила разрешение перекинуться и тщательно обследовала и двор, и дом. Подозреваемый был здесь давно — только домашние тапочки сорок пятого размера хранили слабенький запах. Вероятно, Гвидон в них регулярно переобувался, приезжая в гости.
Дарина достала планшет и начала писать протокол прямо на веранде — в доме занимался ребенок, которому надо было идти в школу во вторую смену. Влада долго разговаривала сквозь зубы. Чуть оттаяла уже после того, как подписала протокол.
— Я знаю, что это не шутка. Мне звонили, сказали о расследовании.
«Светозар. Вчера. Скорее всего, сразу после того, как я вышла из кабинета», — догадалась Дарина.
— Вы расспрашиваете о его тратах. Я не хочу давать официальные показания. Если Гвидон никому не говорил, значит, у него были какие-то причины это скрывать. Но с глазу на глаз скажу. Он постоянно привозил мне деньги. Для ребенка. Говорил, что раз нет своего волчонка, надо чужих баловать.
— Он не объяснял, почему нет своих? — поинтересовалась Дарина. — Почему у него нет волчицы? Как я поняла, он не кривой, не косой, карасей регулярно добывает и гвоздь забить может. Неужели никто на такое сокровище не польстился?
Влада пожала плечами:
— Я однажды спросила, а он ответил: «Мне нельзя». Я подумала — может быть, какое-то генетическое заболевание. Ну, из тех, что могут передаться по наследству. Больше не спрашивала. Зачем в чужой беде ковыряться?
— Понятно. Вот визитка. Это служебные телефоны, мой и начальника. В случае если подозреваемый у вас появится или вы его где-то увидите, прошу немедленно нас известить.
Проговаривая эту стандартную фразу, Дарина мучительно размышляла: «Выставлять наблюдение или не дергать местных топтунов? Что будет делать Гвидон? Оббежит жену покойного сослуживца по кривой дуге, чтобы не доставлять ей неприятностей, или, наоборот, явится, надеясь получить приют в оплату за регулярные подарки ребенку?»
— Я не позвоню, — спокойно ответила Влада. — Не позвоню, но и его на порог не пущу, так и знайте.
Дарина кивнула и попрощалась. Наблюдение она решила не выставлять — пожалела не столько Владу, сколько ее ребенка. На долю мальчишки и так выпало достаточно потрясений, не хватает еще, чтобы приятеля его покойного отца во дворе застрелили, если тот окажет сопротивление.
