Первые пять секунд я вообще не существовал, ничего не видел, не ощущал, не чувствовал боли. Только потом, именно потому, что пришла она, боль, я понял – жив.
Вслед за этим пришли звуки. Шум трассы, вой сирены, далёкий гром, который, наверное, грохотал лишь в моих ушах. И ещё один звук. Тревожный.
Где-то, звонко плещась, струится вода. Мы что, около ручья приземлились, что ли?
Потом я окончательно очухался и понял, что это весело льётся из пробитого бака бензин. Надо выбираться, а то машина сейчас взорвётся к чертям собачьим!
Скорее, скорее, скорее! Я пошевелился, превозмогая боль в теле, по которому будто прошлись катком. Машина лежит на правом боку, что значительно облегчает мне задачу. Мятая дверь совершенно деформирована и вряд ли откроется, зато я смогу выбраться через провал с острыми неровными краями, на месте которого недавно было стекло.
Вдруг мой взгляд упал на место рядом с пассажирским. Пристёгнутая, в отличие от меня, ремнём безопасности, Катюха, нелепо изогнувшись, лежала на сидении, придавленная вмявшимся внутрь боком машины. Голова девушки свисала вниз, и из-под напитавшихся кровью волос текла тонкая струйка. Мертва.
Я отвернулся и сделал рывок вверх, к свету и жизни.
Слабый стон послышался сзади. Приказав себе думать, что это почудилось, я полез вверх.
– Эдик…
Слабый голос девушки заставил меня карабкаться вверх с утроенной силой. Если я примусь вытаскивать её – сгорим оба. А так – выживу хотя бы я. Тем более, я, скорее всего, вообще ей одолжение делаю. Она же вся переломана, наверняка после аварии останется инвалидом. И зачем ей такая жизнь? А может, её успеют вытащить. Полицейские там или кто… Я же слышал сирену.
Наконец, я выкарабкался из салона, спрыгнул на землю и на четвереньках попытался отползти как можно дальше от искорёженного куска железа. Сил идти не было. Каждая клеточка моего тела нещадно болела.
Где полиция, где врачи? Один несчастный "фольксваген" с маркировкой ДПС стоял на обочине. Машины равнодушно проносились мимо. Ни один человек не остановился узнать, нужна ли помощь.
Смешно придерживая от порывов ветра форменную фуражку, через поле ко мне бежал дэпээсник. В конце концов, головной убор его всё-таки слетел, открыв миру кудрявую черноволосую шевелюру.
– Там бензин хлещет! Бегом отсюда, сейчас рванёт! – крикнул он, подхватив меня под белы руки.
Ужас сковал все мои члены. Выжить в этой страшной аварии, чтобы потом погибнуть от взрыва… Я хотел пробормотать что-то про Катюху, но язык прилип к нёбу.
Взрыв застал нас почти у самой у обочины. Никаких ужасающих звуков, как в кино. Просто громкий хлопок. Я обернулся. На месте моей красавицы «Бентли» полыхал костёр. Погребальный костёр, подумал я, вспомнив девушку, которую оставил в машине.
Но я ведь правильно поступил. Правильно! Иного выхода не было. Я не смог спасти её и погиб бы сам.
– Где, мать твою, врачи? -заорал на дэпээсника. – Где врачи? Меня должны осмотреть! Кажется, у меня сломано ребро!
– У вас шок, – произнёс кудрявый сочувственно. – Садитесь в нашу машину, мы отвезём вас в ближайший пункт скорой помощи.
– Не надо меня туда везти! – разозлился я, бухнувшись на заднее сидение патрульной машины. – Позвоните моему отцу, он найдёт лучших докторов! Нет, лучше отвезите меня к нему. Тут недалеко. Там, где особняк Полонского. Вы знаете, где особняк Полонского?
За рулём сидел рыжий мужик в шляпе и светлой жилетке поверх чёрной рубашки. Это что ещё за хмырь? А когда на сидение рядом с водительским уселся чернявый, я и вовсе перестал что– либо понимать. Вместо потасканной формы дэпээсника на нём был клетчатый пиджак. Когда это он успел переодеться?
