– Как ты думаешь – затаив дыхание, спросил меня Кир – Для чего все это?
Я пожал плечами, потыкал в стены алюминиевой лыжной палкой, которую здесь же и нашел; Смайку вздумалось выдвигать какие-то фантастические гипотезы. Но тут мы не стали особенно долго раздумывать, вернулись в свой отсек и продолжили безумные свои забавы. Так, например, найдя банки с краской, мы слили все цвета в одну бочку. Нам почему-то казалось, что маляры будут этому очень рады. Покончив с красками, мы метали свои топоры в стену. Кирпичную кладку мы, правда, не сумели взломать, но зато пробили трубу отопления. Она сочится там и сейчас, и наверняка долгие годы будет сочиться. Но в подвале душам нашим было уже тесно, и мы вырвались к солнцу и свободе. Ярко, как и во все эти дни, горело солнце, лучи его заливали футбольную площадку, военный городок, искореженный пьяными трактористами, весь мусор, дрянь и мерзость, годами скапливавшиеся на школьном подворье. На военном городке копошились наши одноклассники, под командованием все того же вездесущего военрука. Они таскали уродливые шпангоуты, выстраивали из них какой-то изуверский тренажер, создавая материальную основу для садизма учителей физкультуры. На глазах этих измученных работой людей мы продолжали метание топоров, сопровождаемое жизнерадостным хохотом. Целью мы избрали старый частный замшелый гараж, портивший вид школьного двора.
– А ну, давай! Ну! Ну! – подзадоривал я Кира и Смайка. Они, размахнувшись посильнее, метнули свои маленькие топорики, гараж загудел и содрогнулся.
– Смотрите теперь, как нужно делать! – гордо взревел я и швырнул свой топор. Он ударил с эффектом тарана. Гараж задрожал сильнее, доски заходили ходуном, крыша поехала набок. Мы прыгали вокруг, хохотали и хлопали себя по задней части тела… Удовольствие изгадил военрук. Он, заметив нашу радость, оставил своих подручных и шпангоуты и, разбросав по воздуху голенастые ноги свои, устремился к нам. Он был так похож на бегущего верблюда, что мы окрестили его Кораблем Пустыни.
– Прекратить мародерство!
Мы мрачно подняли топоры на уровень плеч, военрук содрогнулся, споткнулся обо что-то и всеми костлявыми телесами своими растянулся на асфальте. Мы не стали ждать, чем кончится душераздирающая сцена, и бежали в свой подвал. Смайк припер дверь колышком. Между тем бегство наше ободрило военрука, он соскреб себя с липкого нефтяного покрытия и продолжал преследование. Он долго ныл под нашей дверью, ломился и подвывал, как брошенный щенок. Мы пожалели его и открыли. Но военрук не оценил нашей доброты, устроил нам безобразную сцену, в конце концов объявил, что нас слишком много и увел Румелина таскать шпангоуты. Румелин прощался с нами глазами пленника, уводимого в Крым ордой. Мы так расстроились его уходом, что совершенно бросили всякую мысль о труде. После работы мы все собрались у Радика и решили бороться за трезвость. Выпив предварительно трехлитровую банку кислушки, мы решили, что пора бороться немедленно. Вывалившись на улицу, мы подпалили пивной ларек на углу. Когда подкатили пожарные, мы дружно помогали им тушить пожар, бросались в самое пекло. Когда ларек, оставив после себя дымящийся смрадный остов, мы, закопченные и грязные, беседовали по душам с пожарниками.
– Ну какие мерзавцы это сделали? – недоумевал Румелин, указывая на ларек.
– Поджигатели! – сплюнул Смайк – Вот ведь расплодились, подонки!
