Рен уставилась за барьер, представляя, каково это – увидеть ходячий труп. Сразиться с ним.
– На что они похожи? – спросила она. – Пятерки? Ревенанты?
Одиль склонила голову набок, задумчиво глядя на Рен:
– А твой отец не?..
Рен пожала плечами, пнув лежащий на земле камень:
– Он мало говорит о войне. Обо всем, что ее касается.
Когда она снова подняла глаза, Одиль уже отвела взгляд.
– Я так и думала, – вздохнула она. – Трудно объяснить. Некоторые из них выглядят почти как люди. Нетронутые, передвигающиеся так, как привыкли делать при жизни. С ними иметь дело труднее всего. – Она прочистила горло. – Другие так сильно разложились, что дух просвечивает сквозь кости и едва заметные ошметки плоти. Из-за этого они напоминают марионетки на ниточках. В любом случае наши обычные методы против них не работают. – Одиль протянула руку и постучала Рен по виску: – Если когда-нибудь столкнешься с такими, используй это. И это…
Она опустила руку ниже, и Рен подумала, что женщина указывает на ее грудь.
– Мое сердце?
Одиль закатила глаза, а затем хлопнула Рен по животу тыльной стороной ладони.
– Твое чутье, Рен Грейвен. Прислушайся к своей интуиции. Инстинкты подскажут тебе, что делать, даже если подготовки окажется недостаточно.
После этого экскурсия не продлилась долго. Одиль показала башни, указала на то, как далеко находятся Серебряные ворота, и еще на несколько вещей.
– Вы сказали, если встретишься… – начала Рен, когда они возвращались в Крепость. Вдали можно было видеть удаляющийся патруль, едущий с юга обратно к воротам. – Значит, военных действий здесь больше нет?
Она уже слышала об этом, но хотела узнать из первых рук. Кажется, ее отец верил, что в любой момент все снова может перевернуться с ног на голову, так что Рен хотела выяснить, имелась ли почва у его опасений, или же дело было в разыгравшейся паранойе.
– Не такие, как ты себе представляешь. Наши патрули, – Одиль указала на всадников, которые ехали впереди, – с большей вероятностью столкнутся с живыми проблемами, чем с мертвыми.
– А как насчет Одержимых земель?
– Мы не заезжали дальше Частокола вот уже десять лет. А на Одержимые земли со времен Восстания никто не заходил.
С момента последней битвы, когда погиб ее дядя и сотни других людей.
– Ты выглядишь разочарованной, – заметила Одиль. – Когда я вместе с дюжиной других костоломов прибыла в лагерь, который впоследствии стал Крепостью, только половина из нас пережила первую неделю.
Рен потрясенно подняла голову.
Одиль печально кивнула:
– То были времена сразу после Пролома, и патрули обычно посылали в самый центр Одержимых земель. Мы все еще не до конца понимали, что произошло. С чем нам придется иметь дело.
– Просто… – начала Рен, ненавидя собственное нытье, но не в силах совладать с собой. – Он, то есть мой отец, сказал мне следовать правилам, выполнять приказы и проявить себя. Но если мы не будем патрулировать за Частоколом, если со стороны нежити не появится серьезной опасности… У меня ничего не получится.
– Я не говорила, что здесь нет реальной опасности, – заметила Одиль. – Просто мы больше не ходим за Частокол. Как говорится, невежество – это благодать, а командир Дункан только рад сообщить об отсутствии активности на его вахте.
Пока Рен обдумывала эти слова, внутри нее нарастало разочарование.
– Значит, это в любом случае не имеет значения? Даже если за границей и
