Стены вокруг композиции были обклеены теми же обоями со средневековым узором, что и во всем Красном Доме в тех местах, где не было деревянных панелей, – густого бордового цвета, поглощающего естественный свет. Периметр комнаты был забран высоким деревянным плинтусом снизу и длинным карнизом сверху. И никакой мебели, никакого декора – ничто не должно было отвлекать внимание зрителя, препятствовать восторгу, смешанному с ужасом при виде того, что создал и выставил в своем доме М. Г. Мейсон.
Кэтрин на время потеряла дар речи – пауза была достаточной, чтобы Эдит успела очевидно насладиться ее вытаращенными глазами и открытым ртом. Возможно, именно поэтому Мод не произнесла ни слова, а Эдит провела всю жизнь в безмолвной и невольной компании грызунов и лесного зверья. Все прочие персоны были не более чем помехами.
– Часто на завершение одной композиции у дяди уходили годы. Над этой он работал десять лет, плюс год планирования, прежде чем он освежевал первую крысу. – Кэтрин все еще не могла ответить. – Всего под стеклом шестьсот двадцать три объекта. Их всех поймали собаки, специально обученные не калечить добычу. И несколько десятков лет в Красном Доме нет крыс. Может быть, они еще помнят, – Эдит усмехнулась собственной шутке. – Дядя так наловчился, что мог полностью обработать крысу за шестнадцать часов. Но прежде чем сделать первый надрез, он планировал позу каждой из них до мельчайших подробностей. У крыс ужасно тонкие лапы, лапам животного вообще сложнее всего придать правильное положение, но дядя стал настоящим специалистом в этом деле. А моя мама снимала мерку с каждой из них для пошива униформы.
Кэтрин покатила кресло с Эдит вдоль выставочного стола. От нескольких беглых взглядов на композицию у нее закружилась голова, но она еще не могла воспринять всей сложности диорамы.
Через стекло открывался вид в ад.
– Не понимаю… Почему никто этого не видел?
Колеса кресла скрипнули, пол издал стон, и в этом пространстве звуки показались Кэтрин столь же нежелательными, как и ее собственный голос. Они как будто нарушали сон комнаты.
Эдит улыбнулась.
– О, видели… однажды. Но вам повезло, мисс Говард. Вы первая, не считая членов семьи, кто увидел «Славу» за последние семьдесят лет. Хотя стремились многие: услыхав о ней от тех немногих, которые действительно видели ее. Это было до того, как дядя осознал, что в качестве предупреждения его работа бесполезна. До Второй мировой войны она один раз выставлялась в Вустере, но ненадолго. Он-то надеялся, что она устрашит людей и тем самым остережет от еще одной великой бойни. Но он был недоволен реакцией на его работу. В газетах его порицали за жестокость и отсутствие патриотизма. Кто-то даже назвал его безумцем, милочка. Школьники были в восторге от «Славы», но совсем не за то, за что следовало бы. И дядя вернул ее домой. Она делится на десять секций. Согласно указаниям дяди, когда коллекция перешла в мое управление, я отказывала в любой просьбе взглянуть на эту работу, пока о ней не забыли. Теперь у меня нет выбора. Но дядя понимает…
– Он… – Но Кэтрин вскоре упустила направление мысли, к тому же так и не сумела спросить Эдит, кто же все-таки нарушил тишину в комнате, в которой она только что блуждала в темноте. С того момента как она открыла шторы, этот вопрос преследовал ее. Но стоя перед «Славой», ни о чем другом думать было нельзя.
