Стоило мне попытаться шагнуть вперед, как я сразу же понял, что сделать это будет не так просто. Мои ноги по щиколотку увязли в грязной вязкой жиже, издавшей мерзкое чавканье, как только я подумал высвободить их. В обувь потоком хлынула вода, в нос ударил поднимавшийся от земли затхлый смрад.
Медленно я двинулся сквозь зыбкую пелену, с трудом пробираясь неведомо куда.
С каждой минутой воздух все больше сотрясало причудливое смешение голосов жаб и звуков, издаваемых самыми разными насекомыми. Ранее почти незаметные, теперь они становились едва переносимы. Я вдруг понял, что нахожусь где-то посреди огромного болота и за свое легкомыслие вполне могу поплатиться жизнью. Но, как и бывает во снах, вопреки всякой логике, продолжил брести в прежде избранном мною направлении.
Мои ноги увязали в грязи все глубже. Мутная вода, полностью скрывавшая теперь черное зловонное месиво, достигала коленей. Последнее же все более неохотно отпускало меня, а потому каждое движение требовало неимоверных усилий.
Вскоре кожа покрылась холодным потом. Я порядком устал и, остановившись, чтобы отдышаться, снова взглянул вперед. Среди белой клубящейся мглы вдалеке возникло что-то темное. Внимательно присмотревшись, я увидел высокое старое дерево, чьи очертания, будто отзываясь на мой взгляд, быстро становились все более различимы.
Широкий ствол был сильно изогнут, как если бы его кто-то намеренно изуродовал подобным образом. Потрескавшаяся кора местами отслоилась и отпала. Корявые острые ветви беспорядочно пронзали воздух, устремляясь к недосягаемому небу. Судя по липкому теплу, жабам и насекомым вокруг, в отличие от реального мира, здесь был разгар лета. И все же ни единого листа на дереве я не заметил. Оно засохло давным-давно.
Еще мгновение я смотрел на него, а затем пространство, разделявшее нас, всколыхнул резкий порыв невесть откуда взявшегося ветра. Повинуясь ему, туман тут же разошелся в стороны, и я едва сумел сдержать рвущийся наружу крик.
Болото по обе стороны от меня было усеяно мертвыми телами. Застывшие в мученических позах, с ужасом, запечатленным на лицах, все эти люди погибли, тщетно пытаясь выбраться из мутной, с жадностью пожиравшей их жижи. Кое-кому из них это почти удалось, и над поверхностью виднелись в отчаянии тянувшиеся к небу бледные руки или намокшие спутанные волосы. Другие полностью скрылись под водой, и теперь в ней различим был лишь их неясный силуэт.
Объятый страхом, одержимый только одним желанием – поскорее убраться отсюда, я собрался было развернуться, когда понял, что стоял на месте слишком долго. Топь медленно, будто наслаждаясь каждым мигом моего отчаяния, начала засасывать и меня. И чем яростнее я старался выбраться из нее, тем глубже уходил вниз, в отвратительное зловонное месиво.
Наконец ледяная вода коснулась моего лица, грозя уничтожить и меня. Когда я уже должен был присоединиться к остальным мертвецам, сон резко оборвался.
Тяжело дыша, словно и правда чудесным образом спасся из объятий смерти, я резко сел на кровати. Понимание того, где я нахожусь, пришло ко мне не сразу. Однако прежние эмоции быстро таяли, увиденное мной уже не казалось настолько реальным. Пережитый же ужас теперь и вовсе вызывал лишь горькую усмешку.
Глубоко вздохнув, я поднялся и рассеянно осмотрелся. Похоже, нормально отдохнуть в особняке Гауса Кринсби и правда было невозможно. Но что могло служить тому истинной причиной? Некое внушение хозяина дома? Влияние на разум передававшихся о нем и его предках семейных легенд? Или что-либо иное?
