Меня же больше привлекло место в другом конце коридора. Спальня с наклонным потолком и высоким шкафом казалась идеальной для Мэгги. Наверное, именно кровать с балдахином навела меня на эту мысль. Она была как раз подходящего размера для девочки ее возраста.
– Этот шкаф – единственный в своем роде, – сказала Джейни Джун. – Уильям Гарсон специально сделал его в подарок своей дочери. Это была ее спальня.
Джесс осмотрела его оценивающим взглядом, который унаследовала от отца.
– Это все ручная резьба? – спросила она, проводя рукой по херувимам и плющу, которые взбирались по углам шкафа.
– Разумеется, – ответила Джейни Джун. – Раритет, который наверняка очень дорогой.
Мэгги встала в дверном проеме, заглядывая внутрь.
– Это может стать твоей комнатой, Мэгз, – сказал я ей. – Как она тебе?
Мэгги помотала головой.
– Мне она не нравится.
– Почему?
– Она холодная.
Я поднял руку, пытаясь почувствовать холод. Температура в комнате казалась мне вполне нормальной. Даже, я бы сказал, теплее обычного.
– Уверен, ты ее полюбишь, – сказал я.
Третий этаж, куда нас отвела Джейни Джун, был вдвое меньше второго. Вместо мансарды мы вошли в просторный кабинет со встроенными книжными полками, занимавшими две стены, и двумя парами круглых окон, выходивших на фасад и заднюю часть поместья. Я понял, что это были те самые крошечные окна, которые я видел, когда мы только приехали. Те самые, напоминающие глаза.
– Изначально тут был кабинет Уильяма Гарсона, – сказала Джейни Джун.
А теперь он может стать моим. Я представил себя за большим дубовым столом в центре комнаты. Мне нравилась идея играть в измученного писателя, стучащего на своей пишущей машинке в предрассветные часы ночи, подпитываемого кофе, вдохновением и стрессом. Размышления об этом вызвали улыбку на моем лице. Я придержал ее, опасаясь, что Джейни Джун заметит и подумает, что мы уже у нее в кармане. Я и так уже опасался, что проявил излишнее волнение – отсюда и ускоряющийся темп тура.
Чувства моей жены определить было сложнее. Я понятия не имел, что Джесс думала об этом месте. На протяжении всей экскурсии она казалась любопытной, хотя и настороженной.
– Тут неплохо, – прошептала Джесс, когда мы спускались со второго этажа.
– Неплохо? – переспросил я. – Тут идеально.
– Я признаю, что его много за что можно полюбить, – сказала Джесс в своей обычной сдержанной манере. – Но это старый дом. И огромный.
– Меня больше напрягает цена, чем размер.
– Думаешь, слишком дорого?
– Думаю, слишком дешево, – сказал я. – Такое-то место? Должна быть причина, по которой он так мало стоит, да еще и с мебелью.
Так и было, и об этом мы узнали только под конец тура, когда Джейни Джун вела нас обратно на крыльцо.
– У вас есть вопросы? – спросила она.
– С этим домом что-то не так?
Я выпалил это без всякой преамбулы, из-за чего Джейни Джун выглядела слегка пораженной.
Напрягая плечи, она сказала:
– Почему вы так подумали?
– Ни один дом таких размеров не может так мало стоить, только если у него нет каких-то крупных проблем.
– Проблем? Нет. Репутации? Это другая история, – Джейни Джун вздохнула и облокотилась на перила на крыльце. – Я буду с вами откровенной, хотя закон штата не требует от меня ничего говорить. Я говорю вам это потому, что, давайте посмотрим правде в глаза, Бартлби – маленький город, и люди сплетничают. Вы услышите об этом так или иначе, если купите это место. С тем же успехом правда может исходить и от меня. Этот дом – то, что мы называем «стигматизированной собственностью».
