Дом на солнечной улице - страница 28

– Мой последний экзамен через два дня. Я получу аттестат через пару недель, – сказала Лейла.

Ака-джун глубоко вздохнул. Он разгладил кустистые брови пальцами и бросил взгляд на дрожащие на утреннем ветру смоковницы. Настало время собирать спелые смоквы.

– И давно ты это надумала?

– Я мечтаю об этом какое-то время… но теперь, когда ситуация каждый день становится все хуже… я хочу поступить в университет. Я хочу учиться на врача.

– Секте танхайи, дохтарам[15].

– Я знаю, что это трудно. – Она замолчала.

Азра закрыла лицо руками и покачала головой. Ей не нравилось, что баба́ уехал в Америку и оставил нас дома, разделив семью. Каково ей было принять решение Лейлы уехать? Саба с печальным выражением на лице смотрела на Лейлу. Я видела, что на глаза у нее набегают слезы. Они выросли вместе и всю свою жизнь делили одну спальню.

– Почему нет? – сказала мама́н. – Она может поехать с нами, и мы вместе подадимся на визу. Ака-джун, так я покупаю пять билетов до Франкфурта?

Мама́н сложила наши вещи в шесть огромных чемоданов, а бо́льшую часть мебели переместила в подвал. Нашу квартиру она сдала паре с младенцем, а ака-джуна попросила взять на себя старых и новых жильцов. Каждый день мы становились все ближе к баба́, и ожидание встречи вызывало в моем сердце восторг. В те дни ничто не могло меня обрадовать больше, чем путешествие с ака-джуном. Мой любимый ака-джун, серебристый голос «Тысяча и одной ночи», загадочный путешественник по морю и песку, собирался взять нас в страну чудес. Он читал нам «Синдбада-морехода», и я гадала, специально ли он выбрал эту сказку. Он рисовал нам яркие картины Руха, гигантской птицы с длинным сверкающим хвостом, что жила на загадочной вершине и скармливала чудовищную добычу своим птенцам. Он рассказывал нам, как Синдбад привязал себя к ноге Руха и пролетел над Долиной Тысячи Змей. Я представляла, как мы летим над опасными долинами, чтобы добраться к баба́. Ака-джун был спасителем, который развернет тюрбан и привяжет своих девочек к гигантской птице. Спасет ли он нас от падения в открытые пасти голодных змей? Конечно, спасет. Сафар больше не был рискованным шагом, если в путешествии с нами был ака-джун.

В самолете я представляла, что сижу на крыльях Руха между Мар-Мар и ака-джуном – мама́н с Лейлой позади – и парю в облаках. Стюардессы выглядели очаровательно в темно-синих костюмах и шляпках-таблетках, с оранжевыми шарфиками на шеях и маленькими платочками в передних карманах пиджаков. Они рассыпали любезные улыбки по рядам, а нам принесли паззл с Эйрбасом А300 «Люфтганзы», раскраску и коробку с шестью скорбными карандашиками, которую я хранила потом долгие годы. Ака-джуна никогда не интересовало, что я ем. Мама́н была занята беседой с Лейлой в ряду позади нас и не следила за мной во время обеда. Я съела пасту в сливочном соусе, а жесткую курицу спрятала в смятую салфетку. Мы глядели в овальное окно самолета и дивились восхитительными видами Земли, каких никогда не видели прежде. Высокие цепи Эльбурса сливались с отмелями Черного моря, а когда появились квадратные заплатки зеленой земли, ака-джун сообщил:

– Мы над Европой. Ждать недолго.

Мюнхен – первый иностранный город, который я помню четко. Мы прибыли туда ночным поездом из Франкфурта, и бо́льшая часть путешествия скрыта туманом. Я была измотана путешествием и разницей во времени и почти спала. Ака-джун много раз бывал в Германии и с Мюнхеном был знаком лучше, чем с любым другим городом в этой стране. Он немного говорил по-немецки и потому с уверенностью и непринужденностью мог ездить на метро. Мы приехали с утра и пешком отправились в отель неподалеку от Мариенплац – старой городской площади Мюнхена. Мама́н позвонила в американское консульство, едва мы заселились, и ей назначили встречу на следующий день.