– Папа там рассказывает как он недавно развлекался с тремя бабами, что же ты то не слушаешь со всеми? – я увидел всю боль от сказанного у мамы в глазах, но сейчас мне не было ее жалко. Это она обрекла нас жить с этим, захотела его она, а хлебать последствия нам обеим, хотя ей и доставалось больше. Но мне была позволительна некоторая эгоистичность, так что я гордо прошла мимо, оставив несчастную женщину одну с услышанным.
Но это высказывание не принесло мне радости на долго, запершись в своей комнате с книгой, я осознавала, как жестоко задела маму, поэтому вечером вышла, чтобы обнять ее. Я плохо извинялась, то есть я умею подобрать нужные слова, но становится настолько стыдно, что мне было трудно поднять глаза. Но мама поняла все и так, без слов. Так мы просидели пару минут, но отец успел это увидеть.
– Вы, две лесбиянки, ведите себя прилично. – сделал он нам замечание.
Мама тут же встала и ушла по делам. Мидос продолжал сверлить меня взглядом, ожидая моей реакции на эти слова.
– Мы всего лишь обнимались, как мать и дочь. – я понимала, что мне может влететь даже за эти слова, но его мысли были настолько омерзительными, что я попалась в ловушку.
– Слышь, простытьня малолетняя, если я говорю, что вы две лесбиянки, значит ты говоришь, что так больше не будете и все. – потребовал папаша. – Ты не делай вид, что ты умная, Астрит. Ты простая деревенская дура, при чем похуже многих будешь, выкини из головы свое превосходство.
Естественно, я не стала говорить что-либо на это, потупив глаза, я дождалась окончания тирады и ушла в свою комнату. Но через пятнадцать минут на отца напала блажь, и он решил извиниться за свои слова. Мы вышли в гостиную, остальные сидели на кухне и прислушивались к нашему разговору, как я поняла по стихшему галдежу.
– Я не должен был говорить такое. – сказал отец с мировым лицом. – Можете обниматься с матерью.
Он замолчал, повернувшись к стене, поэтому не сказав ни слова, я вышла на кухню, но как оказалось, он говорил что еще. И не увидев никого, повернувшись обратно, Мидос был ужасно оскорблен. Поэтому на кухню он влетел скорее с воплем, чем с конкретными словами. Он был взбешен настолько, что мужчины, те кто был там, держали его, Мидос же смотрел на меня, как на человека, который убил всю его семью, а он обещал отомстить.
Немного погодя он успокоился и очень миролюбивым тоном предложил мне собрать вещи и валить из дома на хер. Он демонстративно открыл дверь в мою комнату и жестом махнул, мол, поторапливайся. К этому моменту мое лицо было опухшим от слез настолько, что я напоминала утопленницу, которую выловили не сразу. Я вошла в комнату, надеясь, что он не ударит меня и начала собирать свои негустые пожитки. Мидос с размахом хлопнул все той же моей дверью и вышел из дома курить. Я услышав, как он ушел, обратно не спеша открыла дверь, в гостиной стояла мама.
– Что мне делать? – спросила я.
Мама развела руки, она была расстроена этим всем, но и сама не знала, что делать.
– Может мне на самом деле уйти? -спросила я с надеждой.
– С ума сошла, ты разозлишь его еще больше. – прошипела мама. – Иди проси прощенья.
Мне пришлось так и сделать, о чем я жалела потом долгими ночами. Но это был всего лишь очередной день. Дальше все шло так как ни в чем не бывало.
Я встала не с плохим настроением с утра, я люблю утро, обожаю рассвет, боготворю хороший завтрак. Дальше все не так радужно, ведь сознание тоже просыпается, но я не даю плохим мыслям к себе поступиться сразу.
