Чай подала Шину и, одарив тьеринга суровым взглядом, удалилась. А он лишь ладонью по косе провел и прицокнул…
- Суровая женщина…
Я уступила место Иоко, в чьей крови был прописан древний ритуал церемонии. И тело двигалось само, исполняя танец поз, который тьеринг вряд ли способен был оценить.
Он молчал.
Ждал, пока я начну беседу.
А я перебирала возможные слова, пытаясь найти подходящие.
- Зачем вы здесь? – спросила я, и руки Иоко слегка коснулись крышки массивного чайника с горячей водой.
…чайный домик пришел в запустение и вряд ли получится его восстановить. Признаться, матушка Иоко никогда-то не была любителем церемоний, да и гости в доме собирались редко. Правда, тогда она преображалась удивительнейшим образом, но…
- Да… в гости вот заглянул, - он поднял крохотную чашку и покрутил в пальцах. – Только того горького не надо, который на зеленую жижу похож.
Варвар.
И чужак.
Островитяне ценят вяжущую терпкость маття…
…я смешала порошок и горячую воду, привычно разбила бамбуковым венчиком комочки. И полагалось бы наслаждаться тишиной и покоем, слушать мир, наполненный лишь звуками огня да кипящей воды, слабым шорохом венчика-тясен о глиняные стенки чаши…
…ароматом чая, что раскрывается при первом прикосновении.
Как сложный танец, где каждое движение – часть истории, но мы оба были слишком далеки от этих церемоний.
- Зачем? – я подняла руку, подвернув край кимоно, позволив зеленоватым каплям скатиться в чашу.
- Не звали?
- Не звали, но… мы мало знаем о вашем народе, - пена была слишком светлой и ноздреватой. Будь гость иным, мне бы, пожалуй, было бы стыдно.
Самую малость.
Все же чай мы покупали не лучшего качества.
- …о вас многое говорят. Но полагаю, не всему стоит верить?
Хельги крякнул.
А я долила горячей воды.
Не кипятка. Нет. Кипяток убивает остроту чая, делает его бледным и высвобождает лишь горечь, которую вряд ли получится заесть.
- Не всему, госпожа Иоко… не всему… - он поерзал.
- А чему стоит? Говорят, ваш остров гибнет…
Он слегка наклонил голову.
- …и что вам пришлось покинуть его в поисках нового дома… и что дом этот милостью императора был дарован…
- Милостью? – Хельги фыркнул. – Да этот узкоглазый карлик…
- Я не слышала этих слов, - я коснулась бубенцов на нитках, и те зазвенели, отгоняя дурное.
- …запросил золото… и камни… и клыки морского зверя… он забрал почти все, что у нас было за два островка, и представил это высшею благодатью. Там до нас и птицы-то селиться брезговали!
Его возмущение было ярким и живым, а еще совершенно неподходящим для такого спокойного дела, каковым была чайная церемония. И пусть нынешняя – лишь жалкое подобие истинной, но все же…
Я подняла чашу-тяван и, оценив чай – полупрозрачный, правильного золотистого оттенка, - подала ее Хельги. И он, вытащив из кармана шелковый платок, обернул им ладонь. Все же не настолько чужд он местных обычаев, как хочет показать…
- Еще говорят, что среди вас нет женщин…
- Мало, - уточнил Хельги, пригубив из чаши. Он прикрыл глаза, смакуя чай. – Эх, меду бы сюда… и цвету липового, и еще моя матушка выращивала травки… ваша правда, госпожа Иоко, наш островок был мал, но любим, что ветрами, что морем… его берега меняли цвет. Белым-белы зимой, что пена морская… это снег ложился на землю, и дома укрывал толстенною шубой… и даже сосны, что вырастали огромными, до самого неба… пусть море не примет меня, если лгу, и те становились белыми. У моей матушки была шаль из козьего пуха, легкая, как тот снег…
