– Подойди сюда, заблудшее дитя, – прошелестело в холле.
Нежина сделала шаг назад, пытаясь спрятаться за Лидию, но мощный пинок в зад толкнул её прямо под ноги старухе. Колени горели огнем, но девушка не смела поднять головы, даже почувствовав прикосновение холодной кости к подбородку.
– Посмотри на меня.
Помимо воли она распахнула глаза. Странные мёртвые глаза вселяли в неё тревогу. С секунду старуха пристально глядела на что-то внутри, видимое только ей, скривилась, затем опустила трость.
– Барыс, распусти ей волосы.
– Сейчас, госпожа.
Черноволосый молодой человек ловко подскочил к растерянной девушке, чтобы сдернуть косынку и вытащить шпильки. Лишившись обычного давления, тугие завитки радостно устремились к свободе, обрушившись шёлковым пламенным водопадом на плечи девушки. Водопад искрил и переливался даже в тёмном коридоре. Казалось, что на Нежину вылили ушат жидкого золота. Старуха удовлетворённо хмыкнула.
– Я заберу её, но это не значит, что эта блудливая девка заменит ту, за которой я приехала и которую пятнадцать лет назад я настойчиво просила тебя сохранить, Лидия.
На бледном растерянном лице директрисы бегал страх. Она пролепетала, стараясь смотреть вниз:
– Ужасное недоразумение, госпожа. Кто знал, что в девчонке именно сейчас проснётся дурная кровь? Но поиски уже начались, я лично прослежу за тем, чтобы был поднят каждый камешек и сорвана каждая травинка, но Куммершпик мы найдём.
– Пока ведутся поиски, я думаю, что найду ту, чью благодетельность и благодарность буду вскармливать со всей добросовестностью, на какую только способна.
Лидия сглотнула. Нежина видела, как тугой шарик провалился вниз по горлу.
– Конечно, госпожа, – непрерывно кланяясь, пролепетала директриса. – И мы старались следовать вашим заветам, так сказать, держать лошадку в узде.
– Как видишь, меры предосторожности никак не оправдали себя, – сухо обронила старуха. – И я начинаю думать, будто совершила неправильный выбор.
– Нет-нет, госпожа! Что Вы! – в ужасе забормотала Лидия. – Я больше не подведу Вас! Это лишь досадная оплошность, недоразумение!
– Я очень на это надеюсь, – брезгливо выплюнула старуха, явно показывая, как ей неприятно и помещение, в котором она вынуждена находиться, и общество, которое её окружает, и добавила вполголоса. – Смотри, Лидия, ниток нашей с тобой запутанной истории хватит для того, чтобы соткать саван не только для меня и тебя.
– Конечно, конечно, – засуетилась Лидия. – Как же я могу обмануть Вас! Наша договорённость в силе, госпожа Гроак?
Директриса прыгала возле гостьи, как собачонка, подобострастно заглядывала ей в глаза и улыбалась, нервно облизывая губы. Крупные неухоженные руки заметно дрожали.
– Я не люблю шум, – поморщилась старуха, развернувшись и плавно скользя к выходу. – Барыс, проводи нашу новую гостью в экипаж.
– Госпожа Гроак? – Лидия всё это время ни на шаг не отходила от странной старухи.
– Я подумаю, – сухо бросила старуха и, ни на кого не глядя, проследовала в повозку.
Лидия облегчённо вздохнула и вытерла тыльной стороной ладони пот на лбу и возле верхней губы. Что-то похожее на сожаление промелькнуло и сразу потухло в глазах женщины, когда спутник старухи, крепко ухватив девушку чуть выше локтя, вывел её, испуганную и упирающуюся, из интерната.
Глава 5. Дом-Под-Горой.
(о том, что ко всему нужно привыкать)
Старость у домов, как и старость у людей, бывает разной. Некоторые здания, несмотря на преклонный возраст и подгнивший фундамент, горделиво топорщатся облезлыми ставнями, высоко задрав покосившуюся крышу с парочкой голубей, точь-в-точь как городская престарелая кокотка, простите, кокетка. Другие врастают в землю, подслеповато щурясь глазницами мутных окон, вздыхают во время ветра и кряхтят в морозы. Этот же дом явно знавал лучшие времена: роскошный издали, он терял свое очарование по мере приближения к нему. Белоснежная отделка при пристальном рассмотрении казалась просто старческой бледной кожей, испещрённой паутиной морщин и трещин. Черепичная крыша напоминала улыбку старого пьяницы и хулигана, считавшего зубы не десятками, а единицами. Отсутствие некоторых оконных стёкол ловко маскировали наглухо заколоченные деревянные ставни, зачем-то покрытые сверху дешёвой золотой краской.
