А ведь несчастным рабам нельзя раскрыть рта, чтобы сказать хоть слово, не то чтобы поесть. За малейшим шепотом следует взмах розги; наказываются даже нечаянные звуки, как то: кашель, чихание, икота.
Сенека. Нравственные письма к Луцилию
Амара и Фабия сидят в саду; на столике перед ними вчерашнее рагу и горка ломтиков хлеба. Обе едят с волчьим аппетитом: Фабия ненадолго вырвалась из полуголодного существования, а Амара – из самовольно наложенных запретов. Амара понимает, как они с Фабией смотрятся со стороны – шлюхи, старая и молодая, с измазанными соусом подбородками набивают животы, – но ей плевать.
– Какая же вкуснятина! – Фабия еще раз проходится куском хлеба по и без того вычищенной тарелке. – Повар у тебя что надо.
– Я передам Марте, что тебе понравилось, – отвечает Амара.
– Надо же, – произносит Фабия, слегка отклонившись и окинув Амару взглядом. Теперь, когда голод терзает ее не так сильно, она наконец может сосредоточиться на беседе. – Как хорошо ты устроилась! Даже не верится!
Портрет Дидоны оказался у Фабии за спиной – к счастью для Амары, которой вовсе не хочется повергать гостью в уныние.
– Как вы там поживаете? – спрашивает Амара. – Как дела у Виктории? А у Бероники? Она все так же с Галлом? Британника пошла на поправку?
– Все по-старому, – отвечает Фабия, взяв еще один ломтик хлеба и отпив из бокала. – Бероника надеется, что Галл женится на ней. Может, так и случится, кто знает. А хозяин только недавно нашел вам с Дидоной замену. Двух греков, девушку и парня. Мой Парис не нарадуется: ему в борделе достается меньше. Но как по мне, новеньким бы еще подрасти. Вдобавок они наступают Виктории на пятки.
– Феликс по-прежнему держит ее наверху по ночам?
Фабия кивает.
– Чего ждать от этого выродка? Иногда он по целой неделе прячет ее у себя, словно она ему жена, а потом отправляет обратно в бордель. Виктория сильна, но любой сломается от вечного крушения надежд. Феликса этой уловке научил… – Фабия замолкает на полуслове.
– Отец? – спрашивает Амара.
– Ты знаешь, я не могу об этом говорить, – тихо произносит Фабия.
Амара наливает гостье еще вина.
– Клянусь, Феликс не смог бы подослать сюда шпионов.
– Верю. – Фабия залпом осушает бокал. – Да, этому он научился у отца. Так старый господин обошелся с матерью Феликса. С Феликулой.
При звуках этого имени у Амары по коже пробегает холодок. Оно высечено на стенах борделя: «Здесь я имел Феликулу».
– Как эта дурашка любила старика! – вздыхает Фабия. – Вечно придумывала ему жалкие оправдания. Она была крохотной, но клиенты ее обожали. Я так и не смогла это понять. Видно, ума не хватает.
– А где в то время жил Феликс?
– Там, где оказывалась его мать, – отвечает Фабия. – Все висел на ней, как белка на дереве. Знаю, сейчас он мерзкий тип, но в детстве был прехорошеньким. Как вспомню его огромные карие глаза! – Фабия отставляет пустой бокал, и Амара наполняет его вновь. – По правде говоря, он был даже краше моего Париса в том же возрасте.
Амара знает, что если Фабия увлекается разговором о своем сыне Парисе, то сменить тему почти невозможно.
– Что стало с Феликулой?
– А рагу еще осталось? – Фабия многозначительно смотрит на Амару, и та все понимает. Это не просто встреча старинных подруг. Все имеет свою цену.
– Конечно, – отвечает Амара. Сняв крышку с кастрюльки, которую оставила Марта, она накладывает Фабии третью порцию.
