Перо бесшумно летало по бумаге: не останавливая его бега, инженер ответил:
– На вечную память. Ясно тебе? Тогда завяжи платок поаккуратнее, ты же девочка… – Он ткнул рукой налево, в угол.
Угол был отгорожен занавеской. Там оказался рукомойник с зеркалом. Степка вздохнул и ополоснул руки, лицо – очень уж грязен для девчонки. Утерся вафельным казенным полотенцем, перевязал платок. Скорчил себе презрительную рожу – вылитая девочка, противно даже. Озабоченно выскочил из угла, подбежал к двери… Никакого движения в коридоре. Если те подслушивают, уже давно были бы здесь. После выстрелов – наверняка. Впрочем, «слизняк» сам не должен ничего слышать, для разговора те ложились и закрывали глаза.
Вячеслав Борисович еще писал. Из окошка ничего интересного не было видно – неподвижно стояли пыльные березы, а телескоп и проходная были с другой стороны, за углом. Монотонно стучала какая-то машина. Степка вспомнил об оружии и зарядил оба пистолета. Вложил в один недостающие два патрона, а во второй всю обойму. Поколебавшись, поставил «посредник» на стол. Вячеслав Борисович с треском выдрал лист из блокнота и сказал:
– Дай мне тоже игрушку. Спасибо. – И с отвращением сунул пистолет в карман. – Боюсь, что он мне пригодится еще до заката. «Посредник» оставляешь, правильно… Это вот, – он протянул исписанный лист, – прочтешь за воротами, в укромном месте. Спрячь надежно. Тикай отсюда поскорей. Игрушку советую держать за пазухой, до времени, – посмотришь в бумаге до какого. Сиди в укромном месте, подальше отсюда, на глаза людям не попадайся. Часов у тебя нет? Возьми эти. Точные.
Степка дернул плечами, но часы взял.
Дьявольщина! Как ему не хотелось снова оставаться одному! Он мрачно сложил бумагу, сунул за ворот платья. И вдруг Портнов сказал:
– Ты знаешь, кто я? Надувенна жаба.
– Чего? – спросил Степка.
– Надутая лягушка, по-сербски. Я же забыл про Благово!
Он светло улыбнулся, и Степка понял, что уходить никуда не надо. Честное слово, это было здорово!
Вячеслав Борисович прятал разбитый телефон, приговаривая:
– Хорошо быть муравьем – коллективная ответственность… Бегай по краю тарелки и воображай, что держишь курс на Полярную звезду.
Степка вежливо ухмыльнулся. Инженер пояснил:
– Муравей лупит по кругу, а думает, что бежит прямо. Не буду я сидеть в уютном кабинете – побегу… Мой номер, кажется, Угол-одиннадцать?
– А что?
– А то, что я – из начальства. Старше меня только Линия да Точка. Понял?
– Ага, – сказал Степан. – Правильно! Пятиугольника они в грош не ставят. Ну и что?
– Мы им устроим потильную комнату, – сказал Портнов, нагибаясь к столу. – Зоя! Зоечка! Ау!..
Из динамика ответили:
– Слушаю, Вячеслав Борисович…
– Машину, Зоечка. Пускай Леонидыч подгонит, я поведу сам. Быстренько… – Он отпустил кнопку и подмигнул. – Поехали к сентиментальному боксеру, муравьишка.
– А инструкция как же?
– Держи про запас. Мы едем к умному человеку, Степа. Не голова, а трактор. С ним на пару я кое-что смогу проделать… если он чистый.
– А почему он «сентиментальный боксер»?
– Он такой, – сказал Вячеслав Борисович. – Увидишь. Он уже трое суток сидит взаперти и думает грустную думу. Он физик-теоретик. Вот и машина…
Шофер не заметил Степана и начал было:
– Угол-одиннад…
– Молчать! Вы останетесь… хм… Петр Леонидович. Ясно? Садись, Маша. – Это Степану. Потом снова шоферу, громким шепотом: – Угол третий вызывает…
