– Высаживается на чужие планеты. Значит, вот они какие – вроде наших зайцев…
Сур вдруг деревянно засмеялся. И я понял, что он тоже, как этот несчастный заяц, воображает себя Десантником. Не перехитрил он пришельцев, они его подмяли.
Я стал раскачиваться и щипать себя за икры, чтобы проснуться. Голос Сура запищал в микрофоне: «Девятиугольник, полюбопытствуй! Пуская воду из глаз, люди выражают огорчение…»
Он знал меня хорошо. От насмешки я взвился, промазал ногой по зайцу: он весело отпрыгнул, а я заорал:
– Сурен! Давидович!!! Они вас загипнотизировали-и! Не поддавайтесь!!!
Он сказал:
– Вытри слезы.
Я вытер. И заорал опять:
– Не поддавайтесь им! Зайцы паршивые!
Тогда он сказал почти прежним голосом:
– Голову выше, гвардия! Ты же мужественный парень. Почему такая истерика? Видишь, я за тебя поручился, а ты свою чепуху про гипноз. Какой же это гипноз?
Я притих.
– Видишь, тебе и самому непонятно. Поговори хоть с Девятиугольником и рассуди: разве можно путем гипноза научить зайца разумно беседовать? Кстати, при разговоре микрофон прижимают языком к нёбу и говорят, не открывая губ. Ты быстро научишься.
– Я не желаю научаться. Я не заяц, я человек! А они – фашисты, они хуже фашистов, потому что притворяются и сидят спрятанные, а людей заставляют делать подлости вместо себя!
Он рассеянно-терпеливо кивал, пока я выкрикивал.
– Ты кончил говорить? Кончил. Объясняю тебе, Алеша: никто не притворяется. Пришельцы не прячутся. И я, и этот заяц – довольно крупный, но обыкновенный заяц, – мы оба и есть пришельцы, как ты выражаешься. Не закатывай глаза. Постарайся это понять. Мы прилетели на Землю в этом корабле.
– Вранье это, вранье! – крикнул я и задохся. – Вранье-о!..
«А-о-о!» – ответило эхо и стало перекатываться. Крик метался вокруг, гудя на стенках пузыря.
– Этот заяц дрессиро-ованный, – выговорил я. – А вы нездо-оро… – Почему-то я стал заикаться. На букве «о».
– Вдохни три раза глубоко и потряси головой, – сказал Сурен Давидович. – Девятиугольнику пора на патрулирование, а ты отдохни пока.
Как Девятиугольник поскакал на свое патрулирование, я еще видел: он прыгал чуть боком, занося задние лапы вперед головы, и любопытно блестел выкаченным глазом. Скрылся на подъеме, потом уже вверху подпрыгнул свечкой и сгинул. И у меня тут же начало мутиться в глазах, все исчезло, сойдясь в одну точку. Очнулся я лежащим на сыром овражном песке, а рядом со мною сидел на корточках Сур.
Я сел. Сурен Давидович аккуратно устраивал в кармане куртки небольшой зеленый ящичек. Уложил, застегнул молнию и спросил:
– Скажи, тебе лучше по самочувствию? – (Я кивнул: лучше.) – Замечательно! Я ведь хочу тебе добра, а сейчас открываются блестящие возможности для тебя…
Я снова кивнул. Я чувствовал себя неуклюжим и спокойным, как гипсовая статуя, что ставят в парках. Сурен Давидович это заметил и прихлопнул ладонями – верный признак удовольствия.
– Скажи, ты понял насчет пришельцев?
– Не понял.
– Опять не понял! Спроси, я объясню… Не понимает! – Он пожал плечами.
– Конечно, – сказал я. – Если я придумаю, будто я – не я, а вовсе киноартист или Петр Первый, вы тоже не поймете.
Тогда он мне и объяснил сразу все. Ну, вы знаете. Как они выдумали машинки для записи сознания, стали бессмертными, а их тела умирали, и поэтому они двинулись в Космос за телами. Он сказал, что корабль Десантников совсем маленький. В него помещается несколько сотен кристаллических записей размером с крупнокалиберную пулю. В большом же корабле, для переселенцев, их помещается несколько миллионов, и такие корабли спустятся на Землю. Они так уже делали много раз – захватывали чужие планеты. Без выстрела. Они просто подсаживали в каждого «дикаря» сознание одного из своих. Для Земли приготовлено как раз три миллиарда кристаллических записей. По количеству людей.
