Штабные машины двинулись на холм. И следующие два часа, как и предыдущие – с четырех часов дня, командующий дирижировал грузовиками, бронетранспортерами, вертолетами, тяжелыми воздушными транспортами. Кроме своего хозяйства, на руках были триста невинно пострадавших людей. Их допрашивали следователи, но обеспечить комиссию помещениями, связью, конвоем должен был комдив. Правда, Центр помогал. Начхоз непрерывно докладывал: пришли палатки, походные койки, целый госпиталь врачей. Казалось бы, хорошо… Однако вертолеты и транспортные самолеты надо было принимать и разгружать, палатки – ставить, врачей устраивать по кабинетам, и все это при нехватке людей, в надвигающейся темноте, в слабом свете от передвижных электростанций. Высоковольтную еще не успели восстановить… А едва отпустили дела, к генералу вернулось беспокойство. Сердце сжималось от тревоги – такой огромный район, это же не полкилограмма гречи перебрать на кашу… По оврагам и перелескам в быстро синеющих сумерках, казалось, уходили пришельцы. Уходили, как вода между пальцами, неотличимые от своих. Недаром же здесь их не оказалось… В двадцать два часа комдив прошел на радиостанцию и лично подбодрил патрульные подразделения: «Чтобы муха не пролетела, товарищи!» Про себя он отметил, что следователи работают энергично. Данные опроса текли шифровками в Центр. Радисты не успели поужинать – котелки стояли у аппаратов нетронутые.
На пути в свой фургон командующий заглянул в госпиталь, где, кроме нескольких взрослых, помещались два мальчика по тринадцати лет. Алексей Соколов метался и бредил. Рядом терпеливо, с микрофоном в руке, сидел следователь. Второй мальчик, неопознанный, только что начал дышать без кислородной подушки – вот как его приложило электричеством, беднягу… Покачав головой над ребятишками, генерал двинулся было в штаб, но его перехватил дежурный офицер:
– Явился местный гражданин и требует свидания со старшим начальником – только с ним, а со следователями не желает и разговаривать.
– Ну ведите его, ведите. – Комдив остановился на бетонной дорожке.
Из сумрака выдвинулась здоровенная фигура – без пиджака, взлохмаченные волосы блеснули желтым в свете фонарика.
Сумрачный бас проговорил:
– Я Благоволин, здешний сотрудник. Физик. – Он оглянулся на двоих офицеров, неотступно сопровождавших генерала. – Должен поговорить с вами наедине.
– Наедине нельзя, – с тоскливым раздражением сказал командующий. Не имел он права объяснить, по какой причине. Это раздражало.
– Понимаю. У меня информация особой важности. О пришельцах, – сказал физик.
Этот человек был первым, заговорившим о пришельцах, если не считать мальчика Алеши Соколова. Но мальчик нашелся здесь, у телескопа, в числе трехсот девятнадцати, а Благоволин явился неизвестно откуда.
– Информацию примем, товарищ Благоволин. Вас сейчас проводят.
– Хорошо. Куда идти? – спросил сумрачно-равнодушный бас.
И комдив понял, что этот огромный человек держится на последнем напряжении сил, при котором только одно доступно: держаться.
…Через пятнадцать минут руководитель следственной комиссии сам явился к командующему и попросил немедленно переправить в Центр Благоволина, а с ним полковника Ганина и директора телескопа Быстрова. На всякий случай надо послать врача. Следователь, человек необыкновенно сдержанный, с бледным и невыразительным лицом, был явно возбужден и даже сделал попытку потереть руку о руку. Генерал распорядился о вертолете и враче. Затем спросил:
