– Спасибо.
Кузнечик болтал ногами. Он промок до трусов. Ему уже было все равно, что он мокрый. Двор стал темно-голубым. Где-то выли собаки. Может, те самые, которых кормили они с Горбачом.
– Кто он? – спросил Кузнечик.
Ведьма спрыгнула с перил и подняла зажигалку.
– А как ты думаешь?
Кузнечик никак не думал. Он любил угадывать, но сейчас ему было холодно, а людей Черепа было слишком много, чтобы представлять себе каждого по очереди и думать, в кого из них можно влюбиться.
– Я не знаю, – сдался он. – Ты скажи.
Ведьма нагнулась к нему и шепнула. Кузнечик захлопал ресницами. Она тихо рассмеялась.
– Почему ты сразу не сказала? С самого начала? Почему?
– Тсс! Тихо, – ответила она, смеясь. – Только не кричи. Это не так уж важно.
– Почему ты не сказала!
– Чтобы ты не согласился сразу. Чтобы подумал, как следует.
– Я буду счастлив, – прошептал Кузнечик.
Ведьма снова рассмеялась, и волосы заслонили ее лицо.
– Конечно, – сказала она. – Конечно… Но ты все же подумай.
– Где письмо?
Она подышала на руки и достала из кармана жилетки конверт.
– Вот. Не потеряй, – Ведьма сложила конверт и спрятала ему в карман. – Передашь это своему другу. А у него возьмешь другое и передашь мне. Сегодня. На первом около прачечной.
После ужина. Я буду тебя ждать. Или ты меня подождешь. Будь осторожен.
– Какому другу? – удивился Кузнечик, но сразу догадался. – Слепому?
– Да. Постарайся, чтобы вас никто не видел.
– И про Слепого ты не сказала. Почему?
Ведьма сунула руку ему в карман, затолкала письмо поглубже и застегнула карман на клапан, чтобы конверт не высовывался.
– Ты проверяла мою смелость, – укоризненно сказал Кузнечик. – Ты меня проверяла. Но я и так бы согласился.
Ведьма провела ладонью по его лицу:
– Я знаю.
– Потому что ты – Ведьма?
– Какая я ведьма? Просто я знаю. Я много чего знаю, – она натянула ему капюшон на голову и открыла дверь.
– Пошли. Холодно.
Кузнечику было уже не холодно, а жарко.
– Скажи, – произнес он шепотом, когда они поднимались по лестнице. – Скажи, а что ты про меня знаешь?
– Я знаю, каким ты будешь, когда вырастешь, – сказала она.
Черный шатер волос и длинные ноги. Звонкий стук подкованных ботинков по ступенькам.
– Правда?
– Конечно. Это сразу видно, – она остановилась. – Беги вперед, крестник. Не надо, чтобы нас видели вместе.
– Да!
Он взбежал вверх по лестнице и на площадке обернулся.
Ведьма подняла на прощание руку. Он кивнул и взлетел через пролет. Дальше бежал, не останавливаясь. Мокрые джинсы липли к ногам. Что она про меня знает? Каким я стану, когда вырасту?
В спальне Слепого не было. Фокусник, положив больную ногу на подушку, с отрешенным видом терзал гитару. На кровати Горбача возвышалась белая треугольная палатка. Каждое утро эта палатка из простыней, натянутых на деревянные планки, обрушивалась, и каждый вечер Горбач устанавливал ее заново. Он любил, когда его не было видно.
Кузнечик посмотрел на палатку. Внутри кто-то шевелился. Стенки-простыни подрагивали. Но входной полог был задернут, и ничего разглядеть было нельзя. Кузнечик облегченно вздохнул. Горбач был у себя и занят, а вовсе не стерег его у двери с расспросами, как он опасался.
Вонючка тоже был занят. Нанизывал на нитку кусочки яблок, которые собирался засушить. На полу валялась заляпанная грязью куртка Горбача.
Волк свесил с подоконника ноги.
– Во дворе не хватает походной кухни, – сказал он. – Для нищенствующих собак. Вы с Горбачом стояли бы в белых колпаках, а собаки – в очереди, каждая с миской в лапах.
