Принято считать, что к интервью с Баширом Диана позднее начала относиться как к роковой ошибке. Она бы точно пожалела, что дала его, если бы узнала о нечестности журналиста. Однако при этом Диана ясно дала понять: она сказала перед камерой ровно то, что хотела сказать. В беседе со мной Гулу Лалвани, британский предприниматель, уроженец Пакистана, который некоторое время встречался с Дианой в последний год ее жизни, отметил: «Она была довольна [интервью]. И никогда не отзывалась плохо о Мартине Башире. Она поняла, что оно помогло ей добиться цели». Он говорил про июль 1997 года. И Диана была права. Ее цель заключалась в том, чтобы предстать в роли женщины, которую предали, и сделать это нужно было до неизбежного развода с Чарльзом. Опрос общественного мнения, проведенный после интервью, показал, что 92 % зрителей встали на сторону принцессы. Публика была у нее в руках.
После развода Чарльз сосредоточился на кампании, призванной улучшить его образ в глазах людей. Для ускорения этого процесса принц в 1996 году нанял Марка Болланда, тридцатилетнего специалиста по связям с общественностью, у которого уже были налажены контакты с таблоидами, поскольку раньше он работал в Комиссии по жалобам на прессу. Хитрый и умный, Болланд сделал карьеру благодаря способностям и умело компенсировал неаристократическое происхождение манерами. Он активно поддерживал Камиллу. В качестве кандидата на должность его предложил Чарльзу ее бывший адвокат, занимавшийся бракоразводным процессом. Уильям и Гарри прозвали Болланда Черной Гадюкой, намекая на его убийственное умение манипулировать фактами так, чтобы в выигрыше всегда оказывался только один человек: принц Уэльский. От любого, кто работал на Чарльза и при этом не любил Камиллу, избавлялись очень быстро.
В жизни принца постепенно обозначились две главные проблемы, решением которых он стал буквально одержим. Во-первых, ему нужно было вернуть расположение британской общественности, возлагавшей на него вину за дурное обращение с Дианой. Во-вторых, приходилось завоевывать расположение публики к Камилле, любви всей его жизни. Он отчаянно пытался помочь ей выйти из тени, но народ воспринимал ее только через призму интервью Дианы. В нем принцесса сравнила Камиллу с ротвейлером, вцепившимся в Чарльза и омрачавшим жизнь его наивной двадцатилетней супруги, пока та не поняла наконец горькую правду о том, к кому на самом деле лежало его сердце.
В чьих-то глазах Чарльз мог бы заработать очки за то, что вступил в средний возраст в обществе женщины, которая никак не могла считаться «женой напоказ». Камилла противилась всяческим подтяжкам и уколам ботокса. Она не стеснялась «деревенского» телосложения и морщинок вокруг глаз. Даже прическу носила одну и ту же, никаких неожиданностей: вечная укладка в духе семидесятых с прядями, подкрученными от лица. Похоже, ее преступление состояло только в том, что она не соответствовала сексистскому образу любовницы, который насаждали журналы. Таблоиды тем временем упражнялись в остроумии, придумывая все новые оскорбления: «старая перечница», «старая калоша», «сморщенная, как чернослив», «лицо, будто топором вырубленное», «лошадиное лицо», «толстуха», «доходяга», «потрепанная», «ведьма», «вампирша», «замухрышка» (это запоминающееся определение использовала Эллисон Пирсон в статье для The New Yorker
