Дом за васильковым полем - страница 11

Надя видела, как старик, взяв ложку узловатыми пальцами, сначала легонько стукнул её о край тарелки. Наде даже показалось, что он прислушался к звуку, а затем Павел Игнатьевич начал мешать кашу ложкой. И только через минуту этого монотонного помешивания он поднёс ложку к своим губам и начал есть медленно и неторопливо, с таким видом, как будто ничего и не случилось до этого.

И Надя, проследив за действиями этого мужчины, уже в обед сама подала ему еду в новых тарелках, которых к слову, на кухне было «раз, два и обчёлся».

Расставив перед мужчиной борщ и второе, девушка вернулась за раздаточную стойку. И когда дедушка, так же как и за завтраком, сначала легонько стукнул о тарелку ребром ложки и только потом начал помешивать еду и есть, победно улыбнулась и продолжила наблюдать, не забывая подавать еду другим старичкам.

С того дня Надя взяла под контроль все завтраки и обеды Павла Игнатьевича подавая ему еду только с хорошей посуды, без сколов и трещин, и его переворачивания тарелок прекратились.

Единственное, что было интересно для неё, так это то:

Почему мужчина просто не высказал своих претензий вслух?

Зачем он столько времени вредничал и заставлял бедную тётю Глашу убирать за ним?

Вывод напрашивался сам собой – это просто вредность и больше ничего.

И почему иногда в старости люди становятся вот такими вредными и безжалостными к окружающим?

Последний день практики

Надя, прощаясь со всеми на кухне, и благодаря за помощь и получение нового опыта, подарила поварихам и тете Глаше, нарисованные ею простым карандашом, портреты на альбомных листах. И ей было очень приятно видеть радость на лицах женщин, получивших от неё такие памятные подарки.

За две недели Надя успела нарисовать почти три десятка портретов стариков, делая зарисовки и в комнатах, и в столовой, и заставая пенсионеров, прогуливающимися по аллее. Каждый из своих рисунков она внизу подписывала «Надя Одинцова» и складывала в папку с белыми завязками.

И вот сегодня, прежде постучавшись и зайдя в кабинет к директору чтобы получить его подпись в Дневнике практики и поблагодарить за саму возможность пройти эту практику, Надя положила перед Григорием Ивановичем эту папку с завязками на стол.

– Что это, Надя?

– А это на память от меня вам. Посмотрите когда я уйду. Спасибо вам за всё, Григорий Иванович. До свидания.

– До свидания, Надя. И тебе спасибо от всех нас за помощь! Доучивайся и приходи к нам работать. Место помощника повара на кухне тебя будет ждать, а как отработаешь год, так я тебя и поваром назначу.

Еще раз поблагодарив и попрощавшись с директором, Надя покинула этот кабинет, теперь ставший таким светлым и просторным без лишних в нём вещей, а затем в последний раз прошла по аллее и вышла через железные ворота.

Уже идя неспешным шагом через поле, девушка улыбалась, чувствуя какое-то тихое счастье внутри. В свои семнадцать лет она не почувствовала в этом Доме ни близости смерти, так как никто из постояльцев не умер за эти две недели, ни уныния. Наоборот, это место оставило в её душе приятный след, так как там она встретила много добрых людей, которые к ней отнеслись также очень доброжелательно, как и она к ним.

Надя навсегда запомнит и двух поварих, и посудомойку тётю Глашу, и того вредного старика, переворачивающего тарелки, и учительницу, и слепого столяра. И, конечно же, она запомнит директора этого Дома, мужчину с теплым взглядом карих глаз, Григория Ивановича.