В конце концов мы покинули Дом Сумерек и вошли в небольшой сад с видом на реку. Вода в ней была серебристой, отражая приглушенное небо. Я повернулась, чтобы поблагодарить Ваду за ее помощь и за то, что она показала мне дорогу, но женщина уже ушла.
– Доброе утро, – сказал Люмин, вставая, чтобы поприветствовать меня.
Легкая, понимающая улыбка заиграла на его губах.
Несколько мгновений мы стояли, изучая друг друга. Наши глаза встретились.
– Ты не охранник, – заметила я, нарушая неловкое молчание и решив встретиться лицом к лицу со своим страхом.
– А ты не танцовщица.
Я направилась к своему месту. Он бросился ко мне и пододвинул стул, сорвав неловкое «спасибо» с моих губ. После чего Люмин устроился напротив меня.
Прошлой ночью он не показался мне жестоким человеком, но я знала, что лучше не спешить с выводами. Ведь хорошим людям не нужно прятаться в тени.
Я потягивала воду из своего стакана, пока он сидел совершенно неподвижно, наблюдая за каждым моим действием. Хотя Люмин все еще излучал уверенность, мышцы были напряжены. Его плечи были шире, чем казались в темноте танцевального зала, да и сам Люмин был выше, чем я помнила. Он явно побрился. Его темные волосы контрастировали с белоснежной рубашкой, которую он носил.
Казалось, этого парня вполне устраивало сложившееся между нами молчание, но тишина заставляла меня нервничать. Я недостаточно хорошо знала Люмина, чтобы без слов определить его настроение, поэтому заговорила первой:
– Почему ты пригласил меня на завтрак?
– Почему ты выдавала себя за танцовщицу прошлой ночью?
Я скрестила руки на груди.
– Ты знаешь почему. Я хотела увидеть тебя.
– Ради простого любопытства?
– Да. – Долгая пауза. – Так почему ты прятался?
– Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями.
– И понаблюдать за моим отцом, когда тебя нет рядом? – выпалила я.
Пойманный с поличным, он ухмыльнулся:
– Я беспокоюсь о своих людях. Эти переговоры важны для них. Мне нужно увидеть, искренен ли Атон.
– Он подарил тебе солнечные бриллианты. Разве это не купило твою преданность и привязанность? – поддразнила я, прижимая руку к груди.
Люмин наклонил голову, вероятно, задаваясь вопросом, правильно ли расслышал саркастический тон, который я использовала.
– Боюсь, чтобы заработать мою преданность, потребуется гораздо больше, чем горсть блестящих камней.
Он скользнул взглядом по моим губам, затем ниже. Заметив синяки на моей шее, он напрягся и медленно нахмурился.
– Атена, почему у тебя синяки на шее? Что-то случилось прошлой ночью?
– Нет, – сказала я, выпрямляясь, когда появились двое слуг с тарелками, наполненными горячим хлебом, свежими фруктами и шипящими кусками приготовленного мяса. Они расставили угощения между нами, а затем молча удалились. – Несмотря на мою грациозность в танцах, я могу быть довольно неуклюжей.
Выражение его лица смягчилось.
– Я вижу отпечатки пальцев, которые ты пыталась скрыть. И рассеченную губу тоже сложно не заметить.
Ярость наполнила все мое существо.
Я злилась на отца за то, как он пометил меня.
За то, что Люмин мог это видеть. За жалость на его лице. В жалости я точно не нуждалась.
Мне захотелось воткнуть в столешницу нож, чтобы доказать собственную силу. Мои пальцы медленно потянулись к тому, что лежал рядом с моей тарелкой. Мои руки дрожали от захлестнувшей меня ярости. Чтобы успокоиться, я схватилась за край стола и не отпустила его, даже когда мои пальцы загудели и начали гореть. От того места, где я схватилась за дерево, поднялась струйка дыма.
