– Большинство людей смерть пугает. Им хочется, чтобы между ними и вечностью оставалось некоторое расстояние. И потом, должен же у мертвых быть свой уединенный уголок.
Кладбище появилось еще до того, как король иных бежал с островов. Потому и сохранились давние обереги: дрок разрастался вдоль границ кладбища, густо осыпанный желтыми цветами, колючие кусты скрывали из виду железные прутья, вогнанные в землю. Дрок и железо. Они не мешали людям появляться на кладбище, но остановили бы иных тварей.
На небе угасал свет, пропадая за окутанными дымкой горами.
На дороге, ведущей к деревне, Рин увидела знакомый силуэт. Плечи мужчины были согбенными от долгих лет тяжелого труда, он нес тронутый ржавчиной меч. Касаясь кончиками пальцев влажной высокой травы на обочине, Рин приблизилась к путнику.
– Похоже, тяжеловата для вас эта ноша, мистер Хивел.
Старый Хивел хмыкнул:
– Мне случалось носить и потяжелее – еще до того, как появились на свет твои родители, Рин. Грех жаловаться. – В голосе старика слышалась ворчливая ласка.
– И зачем же мельнику понадобился меч? – спросила она.
Он снова хмыкнул, и на этот раз его ответ прозвучал резковато:
– Сама знаешь зачем.
Она скривилась:
– Неужто ваших кур таскают?
– Ну уж нет, – тяжело дыша, отозвался Хивел. – Мои куры умеют за себя постоять. – Он искоса бросил на нее взгляд. – Тут недавно с твоим братом разминулись, – сообщил он. – С виду будто сам не свой, ты уж не обессудь за такие слова.
– Если бы Гарет ни о чем не тревожился, он не был бы моим братом.
Хивел кивнул:
– От дяди есть вести?
За вопросом скрывалась тревога и другой вопрос, который никто не осмеливался задать вслух.
Рин покачала головой.
– От дяди ничего не слышно. Но вы же знаете, каково это – добраться отсюда до города.
Хивел осуждающе поджал губы, вокруг рта возникли глубокие складки.
– Сам я никогда там не бывал. Не доверяю я этим городским.
Кое-кто из жителей Колбрена никогда не покидал деревню. Люди словно вросли в местную каменистую почву, подобно деревьям, – казалось, они черпали жизненную энергию из земли, за которую цеплялись всеми силами.
– Как твоя сестра? – спросил Хивел.
– Наверное, печет что-нибудь этакое, что посрамило бы лучших поваров.
Когда утром Рин уходила из дома, руки у Кери уже были по локоть в муке.
Хивел заулыбался, показав дырку на месте зуба.
– То варенье из рябины, которое она сготовила… Кстати, его, случайно, больше не осталось?
Вообще-то осталось. Рин вспомнила о варенье, намазанном на сладкие жареные лепешки, и ее желудок сжался от голода.
– У нас крыша протекает, – сказала она. – Жаль будет, если прекрасная сестренкина стряпня пропадет в следующий раз, когда пойдет дождь.
Ухмылка Хивела стала шире.
– Вот оно как. А ты не промах, Рин. Ладно уж, две банки варенья за починку крыши, и по рукам.
Она кивнула, не столько довольная сделкой, сколько просто готовая уступить. В последнее время менять еду на услуги стало в порядке вещей. Переведя дыхание, Рин прижала пальцы к виску. В нем нарастала головная боль, от напряжения затягивался тугой узел под челюстью.
– Домой тебе надо, – вклинился в ее мысли Хивел.
Рин кивнула в сторону полей, заросших высокой травой.
– Я видела тут одного. Сначала надо заняться им, а уж потом домой.
Хивел окинул ее безнадежным взглядом:
– Слушай, девочка, а что, если мы вернемся в деревню вдвоем и заглянем в «Рыжую кобылу»? Как-нибудь уж выкрою часок, на мельницу попозже приду. Выпивка с меня.
