Домби и сын - страница 83

Было что-то меланхолическое в том торжествующем виде, с каким произнес это мистер Домби. Ясно было, каким долгим кажется ему детство Поля и что надежды он возлагает на более позднюю стадию его существования. Жалость, пожалуй, странное слово в применении к человеку столь надменному и столь холодному, и тем не менее в тот миг он казался достойным ее объектом.

– Ему шесть лет! – сказал мистер Домби, поправляя галстук, быть может, с целью скрыть улыбку, которая, ни на секунду не осветив его лица, казалось, только скользнула по поверхности и скрылась, не найдя для себя местечка. – Боже мой, мы и оглянуться не успеем, как шесть превратится в шестнадцать.

– Десять лет, – прокаркала безжалостная Пипчин, холодно сверкнув жесткими серыми глазами и мрачно покачав склоненной головой, – большой срок.

– Это зависит от обстоятельств, – возразил мистер Домби. – Как бы там ни было, миссис Пипчин, моему сыну шесть лет, и, боюсь, не приходится сомневаться в том, что в занятиях он отстал от многих детей своего возраста, вернее, от детей столь же юных лет, – сказал мистер Домби, быстро отвечая на лукавый, как показалось ему, огонек в холодных глазах. – Да, «юных лет» – более подходящее выражение. Но, миссис Пипчин, вместо того чтобы отставать от своих сверстников, мой сын должен их опередить – далеко опередить. Его ждет высокое положение, которое ему предстоит занять. Нет ничего случайного или ненадежного в будущей карьере моего сына. Жизненный его путь был расчищен, подготовлен и намечен до его рождения. С образованием такого молодого джентльмена медлить не следует. В нем не должно быть никаких изъянов. Следует заняться им очень настойчиво и серьезно, миссис Пипчин.

– Что ж, сэр, – сказала миссис Пипчин, – я ничего не могу возразить против этого.

– Я был совершенно уверен, миссис Пипчин, – одобрительно заметил мистер Домби, – что такая здравомыслящая особа, как вы, не могла бы и не желала бы возражать.

– Много говорится всяких глупостей о том, что молодежь не следует вначале слишком принуждать, а нужно прибегать к ласке, и прочее, сэр, – сказала миссис Пипчин, нетерпеливо потирая горбатый нос. – В мое время никогда так не думали, и незачем думать так теперь. «Заставляйте их» – вот мое мнение.

– Уважаемая, ваша репутация заслужена вами, – отвечал мистер Домби, – и я прошу вас верить, миссис Пипчин, что я более чем удовлетворен вашей превосходной системой воспитания и с величайшим удовольствием буду рекомендовать ее всякий раз, когда скромная моя рекомендация, – надменность мистера Домби, когда он умышленно умалял свое значение, была безгранична, – может оказаться полезной. Я подумывал о докторе Блимбере, миссис Пипчин.

– О моем соседе, сэр? – отозвалась миссис Пипчин. – Я считаю заведение доктора превосходным. Я слыхала, что там правила очень строгие и что с утра до ночи там занимаются только учением.

– И плата очень высокая, – добавил мистер Домби.

– И плата очень высокая, сэр, – повторила миссис Пипчин, ухватившись за этот факт, словно, умалчивая о нем, она умалчивала об одном из главных достоинств заведения.

– Я советовался с доктором, миссис Пипчин, – сказал мистер Домби, озабоченно придвигая свое кресло ближе к камину, – и он отнюдь не считает Поля слишком юным. Он говорил о нескольких сверстниках Поля, которые изучали греческий. Если и возникают у меня, миссис Пипчин, некоторые опасения по поводу этой перемены, то они касаются другого пункта. У моего сына, не знавшего матери, постепенно развилась сильная – слишком сильная – детская любовь к сестре. Что, если разлука с нею… – Мистер Домби не сказал больше ни слова и сидел молча.