Домик могильщика на улице Сен-Венсан, или Парижский шоколад бывает горьким - страница 12



– Окурки не бросать, месье! Для этого есть урны, – предупредили его.

Ах да, местная достопримечательность – папаша Люсьен. Его метла перемела весь Монмартр, но ни разу не коснулась носа Базиля.

– Привет, уродец. Клевая шапочка…

Они безутешно брели друг на друга по аллее Туманов, как два козла по бревну через реку, не желая друг другу уступать. На Люсьене, и правда, клевая шапочка. Турецкая феска, словно перевернутый цветочный горшок.

– Не заговаривай зубы, – оскалился дворник. – Ты чего тут шляешься? А ну марш в свои казематы!

Базиль обрадовался. После зануды Миньо можно хоть поговорить по-человечески, а заодно узнать последние новости. Люсьен – самый злобный карлик на свете, но не прочь поболтать по душам. Главное – найти нужный подход.

– А ты все метешь?

– А что мне еще делать? Моей подруге (метле) так и не терпеться пощекотать твой носик.

– Это верно. Только решил закурить, а ты тут как тут.

– У меня нюх на эти безобразия, и ты у меня в плохих списках, Базиль. Вообще курить на улице запрещено.

– Вчера я с Далидой выкурил здесь пол пачки, а ты делал ртом, как рыба, и твоя подружка даже не рыпалась.

– То было вчера, дружок. А сегодня – это сегодня, – и карлик взмахнул метлой. —Вирус обожает курильщиков.

– Ну-ну. Что-то я не вижу тут горы трупов.

– Сейчас увидишь.

Базиль на всякий случай отступил на пару шагов. Они с папашей Люсьеном играют в очень странную игру. Задача дворника – выбить сигарету метлой, задача курящего докурить ее до фильтра, рассчитывая только на прыжки в сторону и гибкость спины и шеи. Пока сухой счет в пользу Базиля.

– Слыхали, француз, который поджег дом, сбежал? – сказал он, сметая со своего пути кучу рыжей листвы.

– Нет, – чиркнул спичкой Базиль и затянулся.

Ему не то что было плевать на то, что вокруг происходит, просто курить хочется. Ну, уж окурок он бросит мимо урны. Зачем тогда государство содержит этих коротышек с метлами?

– Ну как же? – и, подняв облако листьев, Люсьен попробовал вновь подобраться ближе.

Бесполезно. Базиль прозорлив. Даже воробьи знают, что папаша Люсьен орудует метлой, как шаолиньский монах.

– Около пяти утра, в коммуне Амбер в департаменте Пюи-де-Дом стреляли в жандарма, – продолжал дворник подкрадываться. Базиль сделал вид, что с трудом припоминает, о чем речь.

– Говоришь, в Амбере? А кто стрелял?

– Да, ты его хорошо знаешь! Тебе напомнить, дружок? Она за рулем, вся такая нарядная и счастливая, а он шлет щедро всем воздушные поцелуи, – в голосе карлика появились издевательские нотки. Он даже стал посмеиваться в кулак. – Ну, Жульен. Танцмейстер, с которым укатила твоя ненаглядная в Ниццу. А ты весь в пене бежишь за ними, как оставленная собачонка. Все еще веришь в любовь. Хорошие времена были, месье, да?

Да, хорошие времена были, но при воспоминаниях о них можно поперхнуться дымом. Карлик мгновенно воспользовался замешательством и опасно близко взмахнул от дымящейся сигареты метлой. Промазал. Базиль – профессионал, нельзя пропускать удары ни при каких обстоятельствах.

– Жульен… – затянулся он вновь, дразня Люсьена своей показной беспечностью. – Что-то припоминаю. Это точно тот Жюльен, что танцует?

– Жульен, а кому еще быть. Я сто раз предупреждал, что шашни с танцмейстерами всегда плохо кончаются.

– Но что же случилось?

Опять этот вечный вопрос. Кругом, действительно, что-нибудь да случается.

– Обычный акт насилия со стороны мужчины в отношении женщины, которая совсем не умеет готовить, – снова хихикнул карлик.