Фрэнку позвонил на работу сотрудник полиции, сообщив, что с его матерью приключился удар во время похода в магазин и два часа спустя она умерла в больнице. Фрэнк отправил телеграмму Эдгару, и тот, к удивлению младшего брата, тут же ответил, что приедет на похороны. Фрэнк не хотел видеть Эдгара, поскольку терпеть его не мог, как и поездки по железной дороге, и тем не менее поехал из Бирмингема в Эшер, чтобы встретиться с Эдгаром в доме, где они выросли. По пути он пытался представить, каким стал брат. Он теперь американский гражданин. В письмах, которые показывала ему мать, только и говорилось, что о кипучей жизни в Беркли, о том, как брат любит Сан-Франциско, как поживают его жена и трое детей.
Но, навестив мать на Пасху, Фрэнк узнал, что Эдгар впервые в жизни расстроил ее – написал, что они с женой разводятся. Миссис Манкастер была в ужасе, ломала скрюченные руки и говорила Фрэнку, что невзлюбила жену сына в тот единственный раз, когда они оба приезжали в Англию: бесстыжая, самовлюбленная – типичная американка. Потом мать расплакалась, говоря, что никогда не увидит внуков, и с горечью прибавила, что от Фрэнка она их едва ли дождется. Фрэнк допускал, что потрясение и обида вызвали у нее удар.
Многолюдство в поезде пугало его, и он обрадовался, выйдя из вагона в Эшере. Он пошел к дому. Холодный, туманный день клонился к вечеру. Мимо промчался паренек на новом мотороллере «Веспа», заставив его подпрыгнуть. Войдя в дом, Фрэнк поразился непривычной для него пустоте, необычной тишине. Миссис Бейкер объяснила бы это тем, что дух покинул жилище. Фрэнк слегка поежился. Повсюду пыль, отклеившиеся обои, пятна сырости. Раньше он не замечал, насколько скверно мать содержит дом.
Эдгар приехал несколькими часами позже. Со времени последней их встречи он похудел. Сорокалетний, в очках, краснолицый, с плешью – от красоты молодости, которой так завидовал Фрэнк, осталось одно воспоминание.
– Ну вот, Фрэнк, – проронил Эдгар. – Выходит, ее больше нет.
За время учебы в Стрэнгмене Эдгар приобрел шотландский выговор, теперь же он гнусавил, как американец. Фрэнк провел брата по дому.
– Состояние неважное, – сказал Эдгар. – Такое впечатление, что в некоторых комнатах годами никто не бывал.
Они перешли в столовую. На полу валялся мышиный помет.
– Черт! – раздраженно буркнул Эдгар. – Я и не знал, что она так жила. Ты не пробовал уговорить ее переехать?
Фрэнк не ответил. Он смотрел на большой обеденный стол. Электрическая лампочка наверху по-прежнему скрывалась под абажуром из марли – для общения с миром духов миссис Бейкер требовался приглушенный свет.
Эдгар задумчиво поджал губы:
– Что в Англии с ценами на дома?
– Падают. В экономике дела идут не очень.
– Лучшее, что мы можем сделать, – как можно скорее сбыть эту халупу с рук. Продать какому-нибудь застройщику.
Фрэнк коснулся стола:
– Помнишь сеансы?
– Сборища придурков. – Эдгар презрительно рассмеялся. – Они все были чокнутые. Мать тоже. Верила, будто отец навещает ее каждую неделю, так как хотела все время упрекать его, что в четырнадцатом году он ушел на войну и оставил ее.
– Вряд ли она простила его за то, что он ушел воевать.
Эдгар внимательно посмотрел на брата:
– Быть может, именно поэтому она не смогла полюбить тебя – ты слишком на него похож.
Тем вечером Эдгар предложил сходить куда-нибудь поужинать, и они отправились в ресторан за несколько улиц от дома. Местечко было так себе. Братья заказали жаркое из говядины с картошкой и брюссельской капустой, все это плавало в водянистой подливке. Эдгар взял пива. Фрэнк, как обычно, пил мало, но отметил, что Эдгар опрокидывает одну бутылку за другой.
