Сергей присел на чурбак, опустив колун на землю. Закурил сигарету, наблюдая за детской возней поверх кучи свежеколотых дров. Детвора кувыркалась в снегу с парой белоснежных собак, Айтой и Айхалом. Заводилой во всей этой визжащей «куче-мале» был Витька, шестилетний сорванец, сын Сергея. Остальная компания – соседские ребятишки, уличная ватага таких же, как и Витька, сорванцов. Попыхивая дымком, глядя на резвящихся мальчишек и девчонок, с довольной улыбкой на лице, Сергей вспоминал свою, уже, слава Богу, устаканившуюся, но в прошлом бурную жизнь. А вспомнить то было что. Сначала армия, Чечня. Потом – работа в геологоразведке. Полстраны прошел пешком да на вездеходе. Побывал и на Крайнем Севере, и на Дальнем Востоке страны. Бывал в тундре, в тайге, в горах. Охотился. А две белые лайки стали вообще чуть ли не визитной карточкой его геологоразведочной партии. Собаки у Сергея были примечательные, что и говорить. Крупные, кажущиеся размером с медвежонка из-за густой пышной шубы, чисто белые, без единого пятнышка, якутские лайки. Таких собак на ближайшие пять сотен верст в округе не было ни у кого. Нет, были, конечно, и хаски, и маламуды. Белые, пушистые, голубоглазые – лучшие представители. Но таких – не было. Глаза у Айты и Айхала были карие. Примечательным было и появление родоначальников этого собачьего племени у Сергея…
В тот год стукнуло Сереге аж одиннадцать лет. «Ну, мужик совсем!» – мамка, как это у нее заведено, чутка всплакнула. Воспитывала мать Серегу одна, да улица, да соседи. Отца он не помнил. Мать говорила, что умер, люди говорили, что в тюрьме. Во всяком случае, не видел его Сережка ни разу. Настоящей страстью Сереги были собаки. Всякие. Он бы уже давным-давно приволок в дом какую-нибудь дворнягу, но мамка противилась, многозначительно приговаривая: «Вот если бы хоть породистая какая, тогда еще подумать можно…». А породистую то где взять? Вот и мечтал Сережка о своей, настоящей, породистой собаке. Сильно мечтал, даже сны видел.
Родился он зимой, в самые декабрьские морозы, двадцать восьмого числа, почти в праздник. Удачно родился. Сначала День рождения, потом Новый Год, а потом – каникулы! Перед праздниками собрался Серега за ёлкой. Ёлку на этот Новый Год он себе присмотрел еще с лета, когда по грибы со старшими мальчишками ходил. Ровненькая, темно-зеленая, чуть дымчато-голубоватая по кончикам игл, двухметровая таежная красавица пряталась от посторонних глаз в неприметном околочке, недалеко от деревни, метрах в пятистах от крайнего тына, за озером. Основательно снарядившись, в валенках, фуфайке, подвязавшись веревкой, с заткнутым за нее топориком, прихватив старенькие санки-салазки, он направился в заветный лесок. Срубив свою красавицу и приторочив ее к санкам, пыхтя, проваливаясь и падая в снегу, выбиваясь из сил, по целине, Сережка упорно пер санки к темнеющейся уже в каком-то десятке метров дороге. Остановившись чуть перевести дух и смахнуть со лба пот, он поднял глаза и обомлел…
По снежной целине, утопая по колено в снегу, от дороги к нему навстречу шел… Дед Мороз!
Нормальный, обыкновенный такой Дед Мороз! В белом, почти до земли, тулупе, с белыми, заиндевевшими от дыхания, бородой и усами, в белой пушистой шапке, в белых унтах, с палкой-посохом и мешком на плече. У Сереги аж рот непроизвольно открылся и глаза размером с пятак стали! Вот это да! НАСТОЯЩИЙ! Дед, меж тем, разгребая снег как пароход, подошел и молча взялся за веревку санок. Легко стронул их с места и выволок вместе с Сережкой на дорогу.
