– Хорошо, а как бы вы описали в целом историю нашей брамфатуры?
На всякий случай поясняет отличие брамфатуры от шрастра.
Левая рука одновременно горит от солнечных лучей и мерзнет от ледяной струи воздуха, летящей из кондиционера. Я зачем-то читаю человечку лекцию, в которой мелькают такие слова, как «первичный бульон», «падение комет», «Гондвана», «динозавры», «палеолит». Я умею говорить. Могу говорить долго и нудно. Я профессиональное трепло. Человечек кивает.
Почему-то раздражаюсь.
– А давайте свернем туда, посмотрим? Берег, реку? Вы торопитесь? – спрашиваю, гася раздражение.
Человечку надо успеть на электричку, но до нее еще три часа, я его уверяю, что успеем, мы сворачиваем и едем высохшими пыльными буграми к лесу, за которым обрыв. Выхожу из машины и бессознательно, по многолетней уральской привычке, подворачиваю нижние края брюк, вставляя их в носки. Черные начищенные ботинки шлепают по зелени и желтизне дорожки, сверху на них стыдливо глядят «беременные» брючины. Прохожу несколько метров и вдруг понимаю, что забыл телефон в машине. Мгновение размышляю, возвращаться или нет (на кой черт мне, в общем-то, мобильник в лесу?), и, конечно же, бреду назад, неваляшкой падаю на водительское кресло, достаю эту штуку электронную и бегом обратно к человечку.
– Там внизу пещеры, где жили древние люди, – поясняю, отгоняя рукой комаров. Откуда я это взял? Сроду здесь не был, хотя проезжал мимо сто раз.
Человечек радостно плетется позади и что-то бормочет свое, гиперборейское.
У меня так часто бывает: вроде бы смотрю на одно, а вижу другое, не глазами, каким-то иным органом чувств. Впереди вроде бы непроходимая груда валежника, а передо мной – Охотник.
Сначала Охотник натаскал хвороста, потом поверх накидал веток потолще, а уже на них сложил всех умерших. Их было немного, всего-то четверо, остальные ушли еще раньше. Болезнь выкосила их племя за две луны. Еще прошлой весной, чтобы сосчитать всех, не хватало пальцев на руках и ногах, но потом начался кашель, родные начали слабеть и улетать один за другим в Страну Звезд.
Снаряжаясь в путь, Охотник завернул в шкуру, снятую со Старого, острогу, топор, нож и Тяжелый Камешек. Посмотрел на улетающие в небо угольки душ своих родных, закинул за спину шкуру с инструментами. Когда последние красные лепестки утонули в небе, Охотник двинулся Туда, Где Тепло. Там живет другой род, ему говорил об этом Старый, а Старый знал, как устроен этот мир.
Идти надо было по льду замерзшей реки, которая течет Оттуда, Где Холодно.
Надо было торопиться, потому что солнце грело все сильнее, отражаясь в миллионах льдинок, так что Охотник все время щурился, но цель он видел – там, далеко впереди, за окончанием белой дороги чернел берег.
Вечером, когда Охотник ловил рыбу в промоине, он почувствовал чей-то взгляд, ковырявший его спину. Серая фигура неуверенно приближалась, словно скользя по белой плоскости.
Охотник не боялся волков, ему уже приходилось их убивать, на его шее висело несколько волчьих зубов, которые, как говорил Старый, отгоняли духов. Ко всему прочему, Охотник сразу понял, что волк болен, он слегка волочил правую заднюю лапу, вставал на нее вполсилы. Голодный волк внимательно следил за движениями одинокого человека.
Охотнику удалось поймать зазевавшуюся рыбину, приплывшую из темной глубины реки, чтобы взглянуть на солнце и глотнуть немного ветра. Рыбину Охотник выпотрошил, оставив волку вкусную кляксу кишок.
