Донецк через прицел видеокамеры - страница 11

Чапаева, 4. Соседний дом

13.00. Весь абсурд моей просьбы привезти к Чапаева, 4 Стаса заключается в том, что выводит в прямой эфир меня Паша. На месте становится понятно, что во время включения нужно ходить, показывать разрушения. А Стас со своими костылями в это время стоит у машины и наблюдает со стороны. Впрочем, зрелище должно было ему понравиться. Отличный прямой эфир: всё происходит в кадре, говорю практически без запинок. Единственное, продюсер не уточнила заранее, а я сам не напомнил о том, что включаемся мы из Донецка. Поэтому когда ведущий произносит «на месте обстрела в Макеевке находится наш специальный корреспондент Даниил Левин», я поправлябю его и говорю, что мы в Донецке. Выглядело совершенно некрасиво, даже, может, со стороны немного грубовато. Зрители, наверное, подумали: что они там, между собой договориться не могут? Ну это ещё ладно, спустя пару дней во время очередного включения было слышно разрывы снарядов где-то на окраине как раз в тот момент, когда ведущая в эфире передавала мне слово. Но я экспромтом сформулировал мысль настолько коряво – получилось что-то вроде: «пока вы там в студии сидите, у нас тут реальные обстрелы». Жуть, но, как говорится, война всё спишет!

13.10. «Парни, простите меня, пожалуйста! Я реально тупанул со всеми этими перемещениями», – начинаю я разговор после того, как все садятся в машину, – «следующее включение через час. Здесь выходить в эфир небезопасно, вдруг ещё раз накроют район, поэтому поехали в центр, заодно хоть перекусим». В этот момент звонит телефон. «Дань, все задаются вопросом: это правда сейчас был прямой эфир? Или псевдо9?» – интересуется оператор «Первого канала». Удивление коллег вполне объяснимо. В принципе, выходом в прямой эфир даже из донецкого аэропорта уже давно никого не удивишь. Но чтобы на месте сильных обстрелов, когда оттуда идёт эвакуация населения – это правда очень сильно.

13.30. В кафе «Легенда», где собираются все журналисты, столики традиционно заняты репортёрами. Всевозможные провода, будто минные растяжки, натянуты между столами. Через них приходится аккуратно перешагивать. Разгар рабочего дня – журналисты отправляют материалы в редакцию. Сквозь дым сигарет столики с края у стен видно с трудом. Гам, шум, обсуждение последних новостей, поиск новых адресов обстрелов. Мы садимся, заказываем по порции салата, потому что быстро готовится, и супа, чтобы согреться.

14.15. А я и не предполагал, что на канале столько программ, в которых зрителям периодически рассказывают о происходящем в Донбассе. Слишком уж напряжённая в регионе обстановка – аудитория следит за развитием событий. С минуты на минуту начнётся прямое включения для дневного ток-шоу. «Дежеро» включен, сигнал отличный, связь с аппаратной налажена. Стою слушаю препирательства оппонентов в студии. Через некоторое время понимаю, что в наушнике подозрительная тишина. Я с тревогой интересуюсь у коллег в аппаратной: «ребят, почему-то у меня пропал звук». Раз спрашиваю, два. Потом начинаю руками махать, показывать пальцем на ухо. Никакой реакции. Смотрю на часы и прикидываю, что, наверное, я уже в эфире. Думаю, лучше уж буду стоять ровно, чтобы не опозориться при всех. В итоге так и оказалось. Вывели меня на плазму в студии, а я стою и молчу – спасибо, анекдоты похабные Стасу с Юрой не рассказываю. В итоге соединяют нас ещё раз, и со второй попытки нам удаётся успешно включиться.