Саша, подросток, сидевший рядом с Дмитрием, внезапно вскочил. Его лицо было красным от возмущения. «Вы просто хотите все решать! Как будто мы вам что-то должны!»
Виктор холодно посмотрел на него. «Молчи, щенок. Это не твоя война».
«Это война каждого из нас», – ответил Артем, вставая. Он был спортивного телосложения, и его рост, пусть и средний, позволял ему смотреть на Виктора сверху вниз. В его усталых, но проницательных глазах читалась сталь. Он привык к логике, расчетам и холодным решениям, но здесь ему приходилось сталкиваться с глубокими эмоциональными проявлениями.
«Мы принимаем решения вместе, – сказал Артем, обводя взглядом всех. – Каждый имеет право голоса. Но когда решение принято, мы следуем ему. Или погибнем поодиночке».
В воздухе повисло напряжение. Виктор не отступил, его глаза не отрывались от Артема, но он и не бросился в открытую конфронтацию. Ему не хватало прямой поддержки большинства. Этот конфликт, этот невысказанный вызов, стал первым серьезным расколом внутри группы, демонстрацией безжалостного прагматизма Виктора. Артем понимал, что это только начало их борьбы не только с внешним миром, но и с самими собой, с теми, кто утратил человеческий облик или только начинал его терять.
Глава 9: Решение о движении
На следующий день напряжение в импровизированном лагере витало в воздухе, плотное и осязаемое, словно сырой туман. Конфликт между Артемом и Виктором не угас, а лишь затаился, тлея под поверхностью. Каждый взгляд, каждое движение, казалось, были пронизаны этой невысказанной борьбой за лидерство. Артем чувствовал тяжесть ответственности, которая давила на него. Он был обучен командовать в самолете, но нести ответственность за выживание всего человечества – это был совершенно другой уровень.
Утро не принесло облегчения. Небо оставалось низким и серым, а запах разложения и затхлости пропитывал каждый вдох. Обломки самолета, их единственное убежище, начали давать о себе знать – холод проникал сквозь пробоины, а сырость накапливалась, угрожая болезнями. Мария, молодая врач, которая боролась с эмоциональным выгоранием и чувством неадекватности, подтвердила худшие опасения: у нескольких человек поднялась температура, появились кашель и слабость. Антисанитария и тяжелые условия брали свое.
«Мы не можем здесь оставаться, – произнес Артем, его голос был сухим, но решительным. – Это место нас убивает. Медленно, но верно». Он обвел взглядом уставшие, испуганные лица выживших. «Нам нужно двигаться. Искать более безопасное место. Что-то, что не будет похоже на… могилу».
Виктор тут же поднял голову, его глаза сузились. «И куда вы предлагаете двигаться, капитан? В ту же грязь, где нас чуть не сожрала дикая собака? У нас нет карт, нет GPS, нет никакой информации. Это чистое самоубийство». Его прагматизм граничил с безжалостностью, и он постоянно ставил под сомнение решения Артема.
«Мы видели возвышенность на западе, – возразил Артем. – Там, возможно, земля суше. Может быть, найдем пресную воду. Нам нужно рискнуть. Оставаться здесь – не риск, а верная смерть».
Елена, пожилая учительница, выступила вперед. Ее лицо, несмотря на усталость, выражало спокойную решимость. «Артем прав. Мы не можем просто сдаться. Мы обязаны бороться за нашу жизнь. И за наше будущее». Она была хранительницей человечности, моральным компасом группы.
Саша, подросток, который переживал потерю всего, что знал, кивнул. «Я готов идти. Сидеть здесь… это хуже, чем идти».
