«Идем, – наконец произнес Артем, делая первый шаг по вязкой грязи. – Держитесь вместе. Никто не отстает».
Группа медленно двинулась за ним. Каждый шаг был тяжелым, вязким, словно сама земля не хотела отпускать их. Самолет, их последняя связь с прошлым, с миром, который исчез, медленно скрывался за горизонтом, утопая в буром месиве. Чувство уязвимости и неопределенности давило на всех. Над ними простиралось бескрайнее, безмолвное пространство, покрытое толстым слоем ила, в котором едва угадывались очертания разрушенных городов.
Погода ухудшалась. Мелкий, моросящий дождь превратился в затяжной ливень, смешиваясь с грязью и стекая по их лицам. Холод пронизывал до костей. Путь был тяжелым, опасным. Они шли по искорёженному ландшафту, где каждый обломок мог таить в себе угрозу, а каждый шаг мог привести к падению в неизвестность.
Тишина была оглушительной, прерываемой лишь чавканьем их ног в грязи, шумом дождя и неровным дыханием. Это была тишина мира, который был смыт. Артем чувствовал нарастающую тяжесть отчаяния, но пытался сохранить внешнюю стойкость. Он оглядывался на группу, видел их изможденные лица, и понимал, что его вера в будущее постоянно подвергается испытаниям.
Они были последними людьми. Двадцать душ, затерянных в огромном, мёртвом мире. Путь в неизвестность только начинался, и каждый из них понимал: впереди их ждет еще больше испытаний, опасностей и, возможно, потерь. Но пока они шли. Шли вместе. И это было все, что имело значение.
Глава 11: Город под грязью
Утро, следующее за их исходом, не принесло облегчения. Небо оставалось затянутым, тяжелые, свинцовые тучи висели низко, словно обещание нескончаемой сырости. Воздух пропитался едким, затхлым запахом, который казался самой сутью нового мира – смесью влажной земли, разложения и скрытой, удушающей опасности. Каждый вдох отзывался в легких горечью, заставляя мышцы скукоживаться от промозглого холода, который пробирал до самых костей.
Они шли уже много часов, мерно отмеряя каждый шаг. Ботинки вязли в глинистой жиже, а каждый вытянутый из трясины ботинок издавал утробный чавкающий звук, словно земля не хотела отпускать их. Ландшафт менялся неуловимо, но неотвратимо: пологие, усыпанные обломками холмы постепенно сменялись более плоскими участками, на которых угадывались призрачные очертания того, что когда-то было городскими пейзажами. Здесь, где слой грязи достигал десяти метров, мир старой цивилизации был похоронен, погребен под безжалостным покровом нового времени.
Артем, несмотря на жгучую усталость, держался прямо. Его взгляд был прикован к горизонту, туда, где сквозь пелену дождя и ила проступали неясные силуэты высотных зданий. Это были не привычные бетонные джунгли, а скорее исполинские надгробия, пронзающие небеса, занесенные грязью до самых шестых, а порой и седьмых этажей. Контраст между прошлым величием и нынешним ничтожеством был настолько разителен, что обжигал глаза. В том, как безмолвно и равнодушно стояли эти исполины, чувствовалась насмешка самой судьбы.
Мария шла рядом с ним, ее лицо было бледным, но взгляд оставался сосредоточенным. Она пыталась различить что-то знакомое в этом апокалиптическом пейзаже, но все было чужим, искаженным, лишенным привычных ориентиров. «На что это похоже?» – ее голос был едва слышен, почти шепот, растворяющийся в шуме дождя. Артем на мгновение замедлил шаг. «На то, что осталось, Мария. На то, что смыло, но не унесло». Он не хотел углубляться в детали, чувствуя, как вина выжившего снова сжимает его горло. Почему он? Почему не другие, кто был ближе к земле, к родным, к невесте? Этот вопрос, тяжелый и безмолвный, давил на него сильнее, чем любой физический груз.
