– Меня убьют! Этот жуткий тип меня убьет!
– Милая моя, ты уже померла. Неужели новости не слыхала?
– И что с того? Думаешь, что два раза намного приятнее, чем один?
– Да я вообще ничего не думаю… Все жду и жду, когда проснусь.
– Куда проснешься?
– Домой.
Помолчали. Попытались друг друга понять. Соседка даже поддержку оказывала:
– Твой этот… Костя… он уже разбудил бы тебя, если б мог… Ты, Оль, вряд ли теперь домой вернешься. Видала же, ты моя точная копия. Родственная душа из другого мира, не иначе… Они меня призывали-призывали, и тебя заодно призвали.
– Это ты моя точная копия, а не я твоя. И то как-то стыдно, что моя копия такой мямлей уродилась. Хоть бы слово от себя сказала! Да как так можно? Они тут, между прочим, твое тельце обсуждали – то ли гулям своим выкинуть, то ли сначала по кругу пустить, а ты молчишь, как партизан.
– Как кто?
– Забудь. Сравнение с партизаном было неуместно. Любой партизан на меня в суд мог бы подать за такое обидное сравнение.
Она, похоже, обиделась. Я будто бы чувствовала, как она насупилась и отвернулась. Хотя, если не ошибаюсь, то до сих пор любым нашим движением управляла именно я. Вот, шевелю пальцами, вот, вытягиваю связанные ноги. Клинические кретины запоздало так перепугались, что и все конечности мне перетянули. Возможно, подселенка еще в своем теле не адаптировалась, или я сразу перехватила бразды правления – неудивительно, если нашу с ней силу воли сравнить.
От скуки стало немного неловко. В конце концов девица ведь тоже не виновата, что со мной в этот кошмарный обморок вляпалась. И потому я попыталась быть вежливой:
– Ты это, Танюх, не злись. Давай с тобой жить дружно… ну, пока еще живем.
– Давай, – она словно шмыгнула несуществующим носом. – И ведь права ты в чем-то… я всегда слишком тихая была. А ты вон, боевая! Жалко, что до утра не доживешь.
– Это мне тебя жаль. Я-то после нашей с тобой смерти наверняка домой вернусь. Там меня мое тело дожидается. И телевизор.
– Не думаю… Разве сознание не умирает вместе с телом? Его опосля воскресить можно, но вначале оно умирает!
– Много ты знаешь о некромантии!
Она фыркнула:
– Зато кое-что знаю о смерти, – потом добавила примирительно: – Я не могу быть уверенной, Оль, но есть вероятность, что жить нам с тобой теперь вместе. И очень недолго.
В мыслях наступил такой раздрай, что в висках заломило. Но я всеми силами пыталась не впадать в истерику.
– Тогда придется выживать, Танюх. И ты со мной. Потом вернемся и прибьем этих отморозков! Оторвем им все, чтобы нечем больше было некромантить!
Она как будто хихикнула, но потом рассуждать принялась:
– Зря ты так. Если тебя и сможет кто домой вернуть, то только некромант. Настоящий, опытный. А не вот это вот… они ж ученики просто. И похоже, не самые прилежные.
– Ну все, план утвержден. Выживаем, потом ловим первого попавшегося опытного некроманта и заставляем его нас расселять. Хотя судя по предыдущему опыту, очнуться мы можем в какой-нибудь свинье или табуретке… Эдакая неудачная реинкарнация.
– Зря ты так! – повторила подселенка. – Некроманты хорошими бывают. И очень сильными, – я не могла ни опровергнуть, ни согласиться, потому слушала дальше. – Меня в детстве некромант спас! Я сейчас тебе расскажу… все равно до нашей гибели делать нечего. Мне года два было, и заболела я сладкой болезнью. Это такая напасть – неизвестно откуда появляется и лекарствам не поддается. От нее сначала в туалет часто бегают, потом сильно худеют. Человек ест, ест, а все равно худеет. Если у старика случится, то он и годами так жить может, а когда у ребенка или молодого – все, пиши пропало. Ничего не поможет.
