Обратно дети возвращались молча: девочка всё ещё вела себя так, будто не до конца проснулась и никак не может понять, откуда это алая полоса на западе, если только недавно было утро. А мальчик всю дорогу думал о странных гостях. Он вспомнил, что означала крылатая змея: старый дровосек Юмбер любил рассказывать не только истории и байки, но и про то, как по молодости и глупости ездил аж к Закатному морю, думал переселенцем уехать на распашку целины в Нормандии. Такой символ носили рыцари-Драконы, лучшие воины во всём христианском мире… И ценился их найм высоко: на жалованье можно было, наверное, купить не одну деревню. И рыжий, видно, тоже не простой кнехт. Так кто же такой отец Аббон, если к нему посылают сразу двух Драконов, а он не боится указывать им на порог?..
Мать встретила Жиля на краю деревни, схватила его и Урсюль за руку и потащила обоих к мужу – тот уже вернулся и что-то обсуждал возле своего дома со старостой.
– Гобер, ну ты посмотри! Явился, негодник! А ну признавайся, где вы шлялись? Да ещё вдвоём?!
Мальчик коротко объяснил, что ходил к священнику отнести урок и взять новый, а Урсюль увязалась за ним. На мать его слова подействовали, словно масло на огонь. Брань полилась густым потоком, перемежаясь с призывами к мужу выпороть бездельника: дома работы непочатый край, а он непонятно где носится и чем занимается.
– Заткнись, – грубо бросил глава семейства и сделал движение рукой, будто примериваясь жену ударить. Женщина замолчала и только хватала ртом воздух, словно рыба. – Вот им, – Гобер показал рукой на ещё носивших рубашки двух младших сестёр Жиля, сейчас с любопытством выглянувших из дома на шум скандала, – будешь указывать. А мужчину учить не твоего куцего ума дело. Правильно Жиль к отцу Аббону ходит, если тот учит и платы за это не берёт.
– Во-во, – поддержал староста. – Грамотный завсегда нужон. Так, парень. Ты ведь енту, на которой молитву читают, разумеешь? Молодца. Значится, так. Вот возьми, читай и объясняй громко и толково. Смекаешь?
Староста благоговейно достал из-за пазухи пергаментный свиток с печатью, дал в руки мальчику. Жиль, с трудом разбирая заковыристые юридические слова, принялся вслух читать Хартию, по которой их деревне подтверждались права вольного аллода и то, что граф не смеет требовать с них талью сам, а уплачивает её деревня напрямую прево.
– Не обманул, – довольно покачал головой староста, когда мальчик дочитал последнюю строку. – Не зря мы ему столько отвалили. Ладно, иди, малец. А нам ещё покумекать надо.
Староста бережно убрал пергамент за пазуху и ушёл вместе с отцом. Почти сразу мать дала по подзатыльнику подвернувшимся под руку младшим детям и, не слушая их рёв, молча ушла в дом. Жиль так и остался стоять во дворе, гадая, к лучшему ли, что гроза обошла его стороной, и отец разрешил ходить к священнику, а не помогать по хозяйству. Даже если мать опять будет против.
[1] День Вознесения Господне приходится примерно на конец мая по новому стилю. Пятидесятница (Праздник Святой Троицы) приходится на 50-ю неделю после Пасхи, примерно июнь по новому стилю.
[2] Женщины как и мужчины носили камизу и котту (только с длинными зауженными рукавами), а поверх одевалось напоминавшее тунику платье-сюрко с широкими и короткими рукавами или без рукавов. Линию талии завышали, иногда для красоты сюрко драпировали на животе на манер беременного животика. Шнуровали и утягивали платье на спине или сбоку. Детей любого сословия, и не различая пола, одевали в одну только рубаху: подгузников тогда не было.
