Первое время приемник шипел, плевался и исправно передавал только обрывки смазанных разговоров других водителей – обыкновенно дальнобойщиков.
Выслушав промелькнувшую среди разговоров о цене на бензин и том, как срезать мимо Уфы и не заплутать на новых дорогах, короткую байку про какого-то типа с воистину анекдотичной фамилией – Лопоухова-Невского и ворованную солярку, Женя фыркнул и снова принялся перебирать частоты.
Сидеть на общедорожном канале без особой нужды можно только в одном случае – если ты вусмерть заскучал без попутчика, а Козлов не считал себя настолько общительным малым. Хотя, если послушать приятелей, все ровно наоборот. Как бы там ни было, а волну эту он поймал впервые совершенно случайно.
Обычное радио – песни, музыка, безыскусная реклама какого-то то ли кафе, то ли развлекательно-туристического заведеньица с цветистым названием «Шӧ́тӄыл Ватт». Волна как волна, одним словом. Разве что странно – среди самых обычных песен – преимущественно эстрада, немного альтернативного рока, вперемешку британского, «атлантического» и финского, сдобренного классическими уже композициями «Scorpions» и «ZZ Top» – необычайно часто звучали подборки чего-то, больше всего похожего на этно-рок. Самое что смешное, на совершенно непонятном языке – но бодрые и неожиданно свежие. Женька даже какое-то время увлеченно слушал – его ни капли не удивило то, что он не понимает языка – в конце концов, это мог оказаться какой-нибудь мерянский диалект, местная экзотика. Женька, кроме английского и совсем чуть-чуть немецкого, никаких других языков-то и знать не знал, а всяких малых народов – даже после Разрыва, когда пропали начисто всевозможные дивьи, квели и прочие потаенные, как их называли в учебниках истории – было в каждой области и крае не один и не два, было бы чему удивляться!
Так что когда волна пошла помехами, зашипела, как спускающая шина большегруза, и сделалась неразборчивой – и ее пришлось переключить на что-то более чисто звучащее, Женька даже немного подосадовал – музыка ему понравилась. Что-что, а самый разный рок он ценил и уважал со аж старшей школы.
Пожав плечами, Козлов только махнул рукой – и двинул дальше.
Слова кладовщика о ходоках, надо сказать, при этом крутил в голове все же довольно часто – но как ни странно, а по пути ему никого вообще не попалось.
Метеорологи на станции же лишь неопределенно пожали плечами – ну бывают, ага. Но редко – сейчас построже с этим стало, да. Это вам, молодой человек, не десяток лет назад, да – вот и все, что на тему самовольных то ли псевдо-ученых, то ли не менее самозванных колдунов сказали суровые господа метеорологи.
Выдали пачку домашней пастилы с собой за помощь, предсказали погоду на дорожку – Женя посмеялся про себя: как к Бабе Яге в гости попал. Вслух говорить не стал – хотя на Ягу только местный завхоз-лаборант тянула, пожилая крепкая тетка, а все остальное население станции – еще двое ученых и два подсобных работника были полу мужеска, тетка как раз могла обидеться. Но видать, Ягой она вполне все-таки могла бы величаться – что погода сменится, предупредила именно эта самая лаборантка.
Ходоки, стало быть.
Ходоки – вот что немедля вспомнил Женя, когда заметил на дороге одинокую фигуру, уже выбираясь после выполненного дела, внезапной ночной остановки в глуши и последовавшей полуночной грозы. Да, наконец-то можно было твердо сказать, что под колесами дорога, а не направление; идущий вдоль нее человек при ближайшем рассмотрении оказался обременен здоровенной дорожной сумкой и легким, скорее городским или тактическим, но вовсе не туристическим рюкзаком за спиной.
