– Длинных теней не бывает, – прервала женщина категоричным тоном, с некоторой укоризной, словно подловила его на лжи. Взглянув с опаской на небо и не обнаружив вверху беспорядка, она несколько уменьшила силу назойливого свечения агатов на стареющем лице и выпустила стрелу затаённого раздражения по другому, неизвестному Годару адресу:
– Вот что бывает, так это разнузданные шуты, подрывающие авторитет Государя. Бывает бульон из королевских попугаев, ощипанных избалованными отпрысками знати. Вы тоже знатный юноша?
– Нет, я обычный странник, путешественник, – повторил Годар обречённые на провал правдивые слова. Он уже усвоил за время странствий, что сказать правду – лучший способ возбудить недоверие в незнакомце. Но справляться с искренностью не научился.
– А в нашу страну вы с какой целью пожаловали?
– Я хотел бы немного пожить среди абсолютного тепла. Так, чтобы знать, что оно никуда от меня не денется. Раньше я не думал, что это возможно, что есть такие края, хоть и очень жаркие. Хотя должен повториться: я приехал ни за чем, потому что не знал, куда ехал. Цель осеняла меня на месте прибытия.
Годар почувствовал, что сбивается с мысли и вот-вот впадёт в заумь:
– Наверное, страна необъятна, если её освещает, не сжигая, столь необычное солнце? Возможно, его возглавляет гуманный правитель, это редкость. Всегда было редкостью.
– Наше королевство просто карликовое, – остановила его категоричная женщина. – За воротами вы увидите несколько улочек и проспект. Все они ведут к центру, где расположена Дворцовая площадь. На улочках живёт знать, в окраинных кварталах – торговый и мастеровой люд. Да прибавьте сюда степь с пашнями, плантациями и деревеньками. Вот и всё государство… Не понимаю, кто и когда починит водопровод, осквернённый повесами из вертепа! Неужели мы так и будем ходить по колодезную воду, будто простые деревенские бабы! А ненароком ещё налетит…
Женщина оборвала неожиданную тираду, и, попрощавшись со сносной учтивостью, оставила Годара в задумчивости.
Он взобрался в седло и отъехал на десяток шагов назад, чтобы иметь возможность заглянуть поверх городской стены.
Монументальные барочные крыши, как видно, учрежденческие; элегантный шпиль готического собора, серебристая корона причудливого дворца неопределённого стиля, дымящие трубы современных заводов – весь незнакомый город, словно привстав на цыпочки, подтягивался, чтобы получше разглядеть пришельца.
Годар застеснялся города. В гостеприимстве, в котором ему, видимо, не отказывали, чувствовалась какая-то дистанция.
Стройные белые стены многих добротных домов завершали залихватски приподнятые крыши. И всё это – на фоне пронзительной синевы, такой же родной, как небо во сне. В этой близости и необходимости города было что-то излишнее, подозрительное. Не всем жилищам этого города, подумал он, идут приподнятые крыши. Захотелось нахлобучить на лоб остатки соломенной шляпы, которые сдуло во время скачки.
Полицейские у ворот впустили его, не спросив имени. Ему лишь порекомендовали с суховатой вежливостью оставить в конюшне лошадь – это рядом, – так как в черте города возбранялось передвижение верхом.
Последнее являлось прерогативой полиции.
Требование не вызвало протеста. Далее он следовал пешком. Он видел редкие кареты, которые были скорее роскошью, чем средством передвижения.
Королевство, как выяснилось позже, и впрямь оказалось мизерным. Пока же он, ориентируясь на спешащую впереди женщину с ведром и изящной сумочкой через плечо – единственного знакомого здесь человека – брёл, неуверенно осматриваясь, по проспекту, который казался запруженной камнями рекой.
