Дорога до звёзд. Дар любви - страница 25

– И что с того, такие дерзкие мотыльки всегда впереди, они первые опаляют свои нежные крылышки, а мы наслаждаемся их пламенем, сколько это возможно. У этих мечтателей одна особенность, они хорошо горят, пылко так, страстно, порою, пока она горят, даже свершается нечто невозможное. Никто не может, а они могут. А как только мы выжмем всё из них всё, то тут наступает пора избавиться от ненужного материала.

Эмиль Сьюди брезгливо поморщился, а Тред Крий зло оскалился после таких слов незнакомца. Однако после этого тон таинственного человека стал серьёзнее и жёстче:

– Однако оставим эту забавную ботанику, пусть ею занимается Институт Невероятных Чудес, так, кажется, они себя называют. Что же, это дело в их компетенции, это всё на что способны наши романтики. Выждем время, пусть покажут себя во всей красе. Никаких глупостей, господа, особенно это относится к Вам, Тред, не вздумайте ухлёстывать за госпожой Ф. . Зарубите себе на носу, её муж – это безудержный мечтатель, но он вспыльчив, пылок, и к тому же по уши в неё влюблён. Кстати, насколько мне известно, этот молодой человек имеет не только острый язык, но и острую шпагу. Не ссорьтесь с ними, пока… Пусть всё идёт своим чередом, но всё-таки мне бы хотелось, чтобы Вы вошли в доверие к этим господам. Займитесь этим, господин Сьюди.

– Но я не могу, едва ли они забыли, что я был тогда с Милюзеттой Фейрфак.

– Уже Милюзеттой Аренс.

Лица его собеседников исказились неподдельным удивлением.

– Я знаю точно, что говорю. Тальф Аренс жив и женился на Милюзетте, кроме меня это знаю ещё Милидия и, должно быть, Председатель Совета Волшебников.

– Почему же Тальф не убил девушку?

– А я думаю, он и не собирался её убивать. Ему хотелось поиздеваться не столько над ней, сколько помучить Фискала. Он хотел устроить представление из страданий влюблённого, но в последний момент, он оказался слишком слаб и сентиментален, для того, чтобы быть злодеем до конца, да к тому же и сам был влюблён. Идиот. Двадцать лет не мог выкинуть из головы женщины, не удивлюсь, если все его попытки возвеличиться были только ради неё. Соглашусь, всё было продумано неплохо, его замысел потрепал их всех и виновных и не виновных. Но он сам всё сломал, в конце, надо же растрогался из-за девчонки!

– Из-за хорошенькой девчонки.

– Ну, это зависит от вкуса. И всё-таки, господин Сьюди, о Вас они не высокого мнения, отсюда следует, что довериться они Вам не доверятся, но осторожны с Вами не будут. Покайтесь, признайте свои ошибки, это подействует на чистые девичьи сердца, а юноши слишком легкомысленны в двадцать-двадцать пять, чтобы что-то заподозрить. Тальф жив и это наш козырь. Когда всё будет готово, Вы кое-что нашепчите об этом господину Фейрфак. И тут представьте себе гнев и ненависть молодого страстного, обманутого влюблённого, который поклялся отомстить за свою жену.

– Будет скандал?

– Нет, что Вы это дело чести, только его дело, и как можно, чтобы здесь фигурировало имя женщины. Но такие удары хороши, когда задевают за живое и обрушиваются неожиданно, все вместе. Поэтому, будьте готовы, а заодно и понаблюдайте за настроениями в Совете. Не может быть, чтобы их успех не вызвал завести и злобы, в своё время мы сыграем и на ней. А пока я хочу собрать кое-какой материал, до встречи, господа, в следующий раз я сам отыщу Вас.

Глава 10. Фруалис и Шарлиза.

Лучи вечернего солнца лились через витражное окно, тепло, переплетаясь с золотыми и розовыми тонами хорошенького маленького будуара. В воздухе стоял тонкий запах роз, букеты которых были расставлены в комнате. Четыре девушки приводили себя в порядок, готовясь к празднику. Было заранее решено, что в этот вечер на маскараде четыре знакомые нам пары, обыграют четыре времени года. Что ж было бы весьма забавно посмотреть на кадриль, состоящую из зимы, весны, лета и осени. Оливия тонкими пальцами закрепляла ландыши по верху своего платья, Юнона заканчивала укладывать свои рыжие волосы под венок из васильков, ромашек и других полевых цветов, Иванджелина шнуровала завязки на рукавах своего алого с золотом платья, шнуровка была похожа на поспевшие колосья пшеницы. Все четыре молодых девушки весело переговаривались, шутили и напоминали четырёх лесных нимф, так легки, нежны и неуловимы были они, точно вышедшие из грёз юного поэта. На несколько мгновений Милидия замерла в нерешительности у зеркала. Она совсем не была похожа на зиму, такой, как её обычно представляют, холодной, строгой. Напротив, образ, созданный ею, раскрывался совсем иначе, особая утончённость и хрупкость девочки, делали её по-своему величественной, а лёгкое белое платье с серебряной вышивкой, синими и голубыми вставками лишь сильнее подчёркивало нежность и чистоту этого юного создания. Пальцы щёлкнули по замку инкрустированной перламутром шкатулки и извлекли из неё жемчужное ожерелье. Колеблясь, с детской стыдливостью, она надела его на шею. Чуть розоватый теплый жемчуг, оказавшись рядом с холодными тонами, неожиданно сыграл цветом слоновой кости и подружился с образом.