Дорога из Освенцима - страница 32
– Мне легко даются языки.
– Отлично! Когда начнешь писать собственные отчеты, орфография должна быть безупречной. В основном это не так уж важно, но время от времени у нас бывают проверки, и, если обнаружат ошибки в орфографии, у всех нас будут неприятности.
– Не хочу, чтобы у вас были неприятности. Можно я буду показывать вам то, что напишу, перед тем как положить в папку?
– Конечно. Именно это я и предлагаю. Мы с Раисой будем обучать и проверять тебя. Мне кажется, ты нравишься Елене Георгиевне, так что все будет хорошо. – Люба бросает взгляд на настенные часы. – Пора возвращаться к работе.
Силка смотрит на Йосю и на недоеденный кусок булочки. Хорошо, думает она, что Йося не хочет примириться со своей ситуацией. Это проявление силы. Но все же Силка чувствует укол обиды.
Вернувшись в барак раньше остальных, Силка и Йося застают там полный разгром. Со всех топчанов сорваны простыни и одеяла, а некоторые топчаны перевернуты или стоят на боку. Жалкие принадлежности женщин в беспорядке валяются на полу барака.
Йося, Силка и Антонина стоят в проеме двери, обозревая этот погром.
– Гм… Похоже, здесь побывала Клавдия Арсеньевна, – говорит Антонина.
– Можно нам прибраться? – войдя в барак, тихо спрашивает Силка.
– Можете застелить свои постели.
Антонина стоит, уперев руки в бока, и Силка замечает, какая она сильная, хотя и не очень рослая. Под одеждой обрисовываются выпуклые мышцы рук, бедер, груди.
– А как же остальные? Может быть, нам заняться уборкой, пока мы ждем вашего возвращения?
– Думаю, лучше, если они сами увидят и приберутся.
– Но почему? И зачем она это сделала?
– Клавдия Арсеньевна – старшая надзирательница при этом бараке и большой бригаде. Она ищет вещи, которых у вас не должно быть.
– У нас все отобрали. Как у нас может быть что-то запрещенное? – спрашивает Йося.
– Она это знает, но таким образом предупреждает вас. А может быть, дело в том, что она узнала про твою работу, Силка. Теперь у тебя есть доступ к вещам, которых нет у других. Если она найдет что-то, что ей не понравится, тебя могут в качестве наказания отправить в карцер.
Антонина поворачивается и выходит из барака, оставляя открытой дверь, через которую задувает ледяной воздух. Йося закрывает дверь. Но что Клавдия намерена найти? – думает Силка. Им как будто разрешено иметь какие-то личные вещи. Правила здесь меняются изо дня в день. И хотя у этого лагеря другое назначение – заставить их работать на Советский Союз, а не убивать за то, что они евреи, – в этих условиях, при постоянной угрозе насилия и карцера, Силка понимает, что попала из одного жестокого, бесчеловечного места в другое.
Она подходит к печке и пытается оживить ее, понемногу подкладывая из ведра на угасающие угли небольшие порции угольной золы. Что же им делать с разгромленной комнатой?
– Думаю, она была права, – говорит Силка Йосе. – Надо оставить все, как есть, а потом передадим им слова Антонины.
Йося игнорирует ее и подходит к своему топчану, пытаясь одной рукой расправить постель.
– Давай помогу, – предлагает Силка.
– Не нужна мне твоя помощь.
– Отлично! – резко произносит Силка и отворачивается.
Но в конце концов она снова поворачивается к Йосе, которая зарылась в одеяло спиной к ней.
День переходит в вечер. Силка продолжает топить печь, когда открывается дверь и вваливаются женщины. Единственная лампочка отбрасывает зловещие тени на царящий вокруг разгром, и поначалу женщины не могут разглядеть, что творится в их бараке. Постепенно, когда каждая подходит к своей постели, это становится очевидным. Некоторые набрасываются на стоящую у печки Силку.